МИХАИЛ ГУРЬЕВ, заведующий лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа:
Любой музейный объект, любые музейные часы — это пограничный случай, потому что с одной стороны там красивые корпуса роскошные, с другой стороны — совершенные, иногда очень сложные механизмы.
В XVIII- XIX веках на профессию часовщика готовили где-то лет 12. Это очень такая — разноплановая профессия, нету готовых схем, нету готовых решений кроме самых общих соображений по поводу того, как устроены часы. Каждый раз, когда получаешь новый механизм, что-то находишь, действительно, новое. Реставрация прежде всего исходит из принципа «не навреди». Каждую неделю я обхожу залы Эрмитажа и завожу все часы, параллельно, естественно, проверяется состояние.
Ты прежде всего вещь долго изучаешь, отделяешь, как говорится, мясо от мух, принимается решение о передаче в реставрацию, выставляется программа работ. Мы стараемся, чтобы механизм выглядел красиво, достоверно и хорошо работал.
Есть противные, есть капризные, есть непонятные. Мне нравится, допустим, тот же «Павлин», но это не часы на самом деле, это — игрушка. Мне нравится, что это место, где дети хлопают в ладоши и смеются, когда мы их заводим. Таких мест в Эрмитаже немного.
В ту большую мозаику, из которой складывается образ Эрмитажа, входят и наши «цветные камушки», которые, вообще говоря, уникальны по отношению к музейному миру, к музейным экспонатам, поскольку они живые, то есть они обладают свойствами живого организма, они самостоятельно звучат и двигаются.
Город с механизмом можно сравнить, там где всё хорошо работает — говорят «как часы», к Петербургу это тоже относится. У Петербурга, если провести аналогию с часами, низкий голос, это пушка на Петропавловке, и там же хороший карильон, он бывает очень красивым. Хорошие, точные, дорогие часы.
