НИКИТА ЯВЕЙН, народный архитектор России:

На этой фотографии мой отец, как раз это конец войны, это, наверное, 1944-й, я думаю, год где-нибудь. Это когда он выезжал как раз из Ленинграда на строительство Воркутинской железной дороги. В войну он был мобилизован, он был майором железнодорожных войск. Работал по маскировке железнодорожных вокзалов. У него есть даже проект маскировки Витебского вокзала, Варшавского, двойники там рисовали, выстраивали такие макеты, рисовали на земле всё это дело, уже в декабре окончательно, но в ноябре всякая деятельность практически прекратилась. И помогли отцу, конечно, выжить, несколько моментов: членам Дома учёных давали такую похлёбку каждый день, и тут две вещи, как он говорит, первое, ему приходилось пешком с Восстания идти на набережную, к дворцу, каждый день он должен был пройти, хочет или не хочет, — туда и обратно. И вот эта физическая нагрузка спасала. И второе, это тарелка жидкости, и она тоже, в общем, наверное, помогала.

В этот же период, вот первую блокадную зиму, он много рисовал. Вот это, допустим, памятники Клодту на Аничковом мосту. Это процесс, когда их прятали в специально выкопанные ямы, засыпали, и они там пережили рядышком на Фонтанке. А это очень сильный рисунок, в общем, мне он очень нравится — это процесс сооружения саркофага на памятнике Николаю Первому. И то, и то спасло эти два великолепных сооружения от бомбёжек. Потому что вот мы, особенно на Клодтах, можно увидеть, какие большие раны нанесены были граниту, а что бы стало с бронзой. Не менее интересный вот рисунок, это как раз улица Пестеля сегодня, угол с Моховой, взорванный дом  — на глазах прямо у отца он взорвался, бомба была замедленного действия, он взорвался уже когда кончился налёт, и он как раз мимо проходил, буквально немножко не дошёл, это всё рухнуло.

В 1943-м году делал памятники погибшим солдатам. В общем, это очень интересная серия, их много довольно, интересным образом трактует уже какие-то народные русские традиции и переосмысляет их в каких-то новых формах.

В конце войны как раз познакомился с моей матерью. Она была много его моложе, она была 1926-го года. И, в общем, мать была на грани смерти практически. Череда каких-то счастливых случайностей помогла ей: она там 30 килограмм весила, но с сестрой выжили. Когда ты друг о друга заботишься и прочее, это как бы тебя поддерживает. Одиночные, в общем, большинство не выживали, потому что, ну, как-то руки опускались сразу. Тут, когда друг друга как-то следишь, смотришь — это всё немножко другая ситуация.

Была определённая вера, были близкие люди рядом, что самое важное, наверное, и была вера в светлый конец, как некое единение народа вот в такие тяжёлые периоды.