«Если у тебя нет трости, значит ты не светский человек — таков непреложный закон мужской моды XIX века, и неважно щёголь ты или философ», — так говорил Вольтер, у которого была коллекция из 120 экземпляров этого аксессуара.
Пушкин богат, он бы тоже обзавёлся не одним десятком тростей. «У меня бабья страсть к этим игрушкам», — смеялся поэт.
ГАЛИНА СЕДОВА, заведующая Мемориальным музеем-квартирой А.С. Пушкина, доктор филологических наук:
Если эту трость разобрать, то там видно, что был как мы бы сказали «фирменный», профессионально выполненный набалдашник — очень красивый, серебряный, но он обрезан, обрезан довольно криво, во внутрь налит красный сургуч, и в сургуч вставлена пуговица.
И как весь Париж судачил о трости-дубинке Бальзака, ей даже посвятили роман, так и одна из тростей Пушкина интриговала его современников — почему поэт втиснул в набалдашник пуговицу с вензелем Петра? Неужели сам император, оторвав её от своего мундира, вручил её прадеду Пушкина Ганнибалу?
ГАЛИНА СЕДОВА, заведующая Мемориальным музеем-квартирой А.С. Пушкина, доктор филологических наук:
В то время на камзолах не было таких пуговиц, они были гладкими, это что-то более позднее, в 30-е годы, когда государь решил служащим каждого из дворцовых пригородов отписать определённую форму одежды. В Петергофе были, действительно, пуговицы, относящиеся к петровской эпохе. У меня такая гипотеза, что кто-то из дворцовых служащих уронил в пыль пуговичку, Пушкин её увидел, был потрясён, что это, конечно, пуговица обозначает эпоху Петра и попросил вставить её в свою трость. Вставили пуговицу, и гордый Пушкин ходил с тростью, демонстрируя, что она имеет отношение к его предку.
Так что по воле настоящего художника и самый модный атрибут мужского гардероба XIX века мог стать предметом не только зависти, но и загадок.
