Владислав Игнатьевич Стржельчик или просто Стриж, как любовно звали его свои. Народный артист, депутат, Герой соцтруда, кавалер трёх орденов и шести медалей, лауреат Госпремии. Вальяжный, громкий. Его приход можно было учуять задолго до того, как он материализовывался сам. Именно почуять, Стржельчик обожал дорогой французский парфюм, который ему шёл, как и роскошные костюмы.

Он всегда казался баловнем судьбы – один из столпов БДТ эпохи Георгия Товстоногова. И не зря Георгий Александрович называл Стржельчика только так: Слава. Актёр купался в лучах славы,  позировал. Когда он шёл улице, было видно: идёт актёр с большой буквы.

И зрителям было невдомёк, как часто этому барину сцены его больная нога напоминает о войне.  Пожалуй, мало, кому могло прийти в голову, что Стржельчик вообще был знаком с гарью войны. Ну разве что в генеральских чинах или и того выше – в треуголке Наполеона. Не видели в вальяжном актёре артиллериста в поношенной шинели ни зрители, ни кинорежиссёры. И лишь на съёмках фильма «Всегда со мной» Владислав Игнатьевич заново пережил «роковые сороковые»: и смерть матери в годы блокады, и фронт, и чтение стихов солдатам в перерыве между боями…

Но съёмки в Эрмитаже вернули не только военные годы, но и детство – его мама работала здесь, в отделе Востока. А маленький Владик играл в детских спектаклях на сцене Эрмитажного театра и на всю жизнь запомнил восседавшего в партере легендарного директора музея, Иосифа Орбели.

«Солнце мое» — это было любимое обращение Стржельчика, но он сам был актёром-солнцем, играющем и живущем самозабвенно. Но в отличие от своего знаменитого князя из «Ханумы», Стржельчик был трудягой и неслучайно всё время повторял слова Пастернака: «Во всём мне хочется дойти до самой сути». И он доходил в любой роли: актёрской, общественной или просто человеческой – зимой специально ездил на дачу в Комарово, чтобы привезти еду для бездомных собак.

Конечно, Стржельчик должен был уйти красиво, как жил. Не случилось. Смертельный недуг настиг актёра, когда он репетировал проклятую шекспировскую трагедию «Макбет». Но последние слова Владислава Стржельчика были из арии оперетты. Он до конца оставался артистом. 

ЛАЙФ: «Мой папа – идеалист»