Завершающийся 2019 год – юбилейный для необычного художника-самоучки, мечтавшего стать реалистом, рисовать по правилам академической живописи, но ставшего куда большим, самобытным явлением.
175 лет назад во французской провинции в бедной семье родился Анри Руссо. Его работы можно увидеть и в Петербурге – три его полотна находятся в Государственном Эрмитаже. И точно примут участие в одной из самых ожидаемых выставок 2020 года – из собрания коллекционера Сергея Щукина. «Когда я пишу тигра, то дрожу от страха». Вот по такому принципу работал Анри Руссо.
А когда пишут Россию периода лихих 90-х, что творится в душе у художника? И, как результат, отзывается у зрителей? Тема интересная и дискуссионная, как и новая экспозиция в Музее искусства Санкт-Петербурга XX-XXI веков. Она так и называется: «Лихие 90-е. Свобода без границ». С воспоминаниями и впечатлениями – Дарья Патрина.
Выставка, заявившая в названии анализ десятилетия, занимает весь музей. Четыре яруса. Передвигаться по ней можно как снизу вверх – от драмы к веселью, так и сверху вниз – от веселья к драме. Смысловые блоки образованы не по хронологии, не по стилям и не по идеологии художников, а исключительно по настроению, с которым тот или иной автор проживал и переживал те самые неоднозначные 90-е.
Ярус первый – ощущение краха. Тотального. Как, например, у Гелия Коржева. В 60-х он стал автором триптиха «Коммунисты», а в 90-е – создателем «Тюрликов». Образов мутантов, заполонивших страну. Печально бредет в пространстве и постапокалиптический «Победитель» Виталия Тюленева. Безнадежно, как символ рухнувшего мира, громоздятся «Обломки» Татьяны Назаренко.
Поколением художников, сформировавшихся в оттепель и искренне веривших в идеи социализма, 90-е действительно воспринимались тотальным крахом. У молодых такое ощущение возникало, скорее, ситуативно. Например, так Ольга Гречина восприняла не 90-е в целом, а только путч 91-го года.
Здесь же художники, обнаружившие оригинальный путь. От перипетий выпавшего им времени они удалились в деревню на берегу озера, где и сейчас сохраняют верность себе и своим эстетическим взглядам.
Ярусы четвертый и третий – хулиганство, попрание и дерзость. Благодаря таким авторам 90-е сохраняют славу эпохи молодых, энергичных и свободных. Неужели так можно? Изобразить, например, Ялтинскую конференцию, как это сделал Александр Меламид? Или создать портретную галерею исторических личностей, как Владислав Мамышев-Монро? Или играть с государственными символами, как Тимур Новиков, Сергей Бугаев или Марина Колдобская?
Возраст художников в данном случае не столь важен. Здесь и те, кому в 90-х было за 20, и те, кому было за 40. Просто все они были воодушевлены открывшимися возможностями.
Если вы идете на выставку за однозначным ответом: «что это было – эпоха 90-х?», то вы его не найдете. Попытки повесить ярлык неизбежно проваливаются. Попытки вызвать общественный дискурс – пока тоже. Каждый из тех, кто тогда жил, остается при своем восприятии – воспоминании.
Например, я, которой в 90-м году было 12, а в 2000-м – 22, вспоминаю педагогический ренессанс и увлеченных школьных учителей; золотой век НТВ, издательского дома «Коммерсант» и глянцевых журналов; лавиной обрушившиеся потоки новой музыки, переводной литературы и фестивального кино. Я помню вкус великих надежд.
На этой выставке мои ярусы – четвертый и третий. И для меня 90-е навсегда останутся «окном возможностей», которое, пока мы заканчивали вузы, предусмотрительно закрыли испугавшиеся старшие поколения. Но это – всего лишь точка зрения автора, и она может не совпадать вообще ни с чьей точкой зрения.