ДМИТРИЙ АКСЁНЧИК , корреспондент:

«Дача» — стоит лишь произнести это слово, как в воображении вспыхивает нечто глубоко русское, родное. Корни его — в седой древности, от глагола «давать», или, по старой форме, «дати». С конца XVIII века оно приобретает привычный нам смысл. За этим коротким, звонким название — целый пласт культуры. Для одних — форма национального эскапизма. Для других — неиссякаемый источник вдохновения.
Что же значило деревенское уединение, для великих русских классиков?

Антон Павлович Чехов, как сам любил говорить, мог вырастить дерево даже из палки. Не без основания! Одна из его знаменитых дач — в Мелихове, в Подмосковье. Современники посещавшие её, отмечали редкий садоводческий дар хозяев.
А сам Чехов, как истинный знаток дачных премудростей, увековечил её в юмористическом рассказе «Дачные правила». С доброй долей ехидства, конечно же! 
«В случае если ограбят тебя дачные мазурики (мошенники, воры), то поступай в городовые и мсти. Другого выхода нет.» Или вот ещё: «Дабы гарантировать свою дачу от нашествия родственников и друзей, распусти слух о своей неблагонадёжности.»

Когда у писателя обострился туберкулёз — он переселился в солнечный Крым, в деревню Аутка. Некогда унылый пустырь, щедро украшенный чертополохом, скоро превратился в настоящий оазис. Участок площадью 3700 квадратных метров писатель озеленял самостоятельно. Записывал названия всех посаженных растений — всего 159. Среди них — кипарисы, тополя, кедр, сирень, яблони, шелковицы.

«Если бы я теперь бросил литературу и сделался садовником, это было бы очень хорошо, это прибавило бы мне лет десять жизни.»

Лев Толстой мог бы с лёгкостью снабдить яблоками весь столичный бомонд — и, похоже, к этому стремился. В Ясной Поляне он хозяйничал ежедневно и с завидным энтузиазмом.

Яблоки и древесина шли на продажу. Например, в 1892 году сады принесли в бюджет Толстым 1700 рублей серебром — при том, что годовая зарплата инженера тогда составляла около тысячи. Лев Николаевич трудился вместе с крестьянами. Его супруга Софья Андреевна помогала. Как-то хвасталась сестре: «Посадила разных деревьев 6400 штук!» В Ясной Поляне и по сей день можно увидеть следы этой плодовитой страсти.

«Одно из главных удовольствий — ходить в огород или сад есть всё то, что поспевало», — писал он в «Юности».

Кстати, Толстой одним из первых в России взялся выращивать и продвигать цикорий как замену кофе. Увы, соотечественники не разделили интерес к ноу-хау.

Ещё одним истинным ценителем дачной жизни был Борис Пастернак. Литературовед Корнелий Зелинский называл его «гениальным дачником» — и, надо признать, с изрядным основанием. Обзаведясь собственной дачей в Переделкино, знаменитом писательском оазисе, Борис Леонидович с утра предавался литературным подвигам, а после выходил во двор. Умел растопить печь сырыми дровами, а перед засолкой огурцов непременно запаривал бочки. Его огород в тяжёлые военные годы стал настоящим спасением: собственноручно выращенная картошка помогала семье выжить.

Любовь к земле и труду он пронёс и в стихах. Вот например «Летний день» из цикла «Переделкино»
Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжёт, как глину.
Я стану, где сильней припёк,
И там, глаза зажмуря,
Покроюсь с головы до ног
Горшечною глазурью.

Здесь же в Переделкино он написал «Доктора Живаго», и позже получил известие о присуждении Нобелевской премии.