Продолжается главное культурное событие года – Театральная олимпиада. Глаза от состава ее участников разбегаются. Чтобы выбрать самое-самое, нужны особые зацепки. 

В случае со спектаклем «Сайгон» такой зацепкой является одно уточнение – он участвовал в основной программе Авиньонского фестиваля. А ведь к этому можно еще добавить, что режиссер Каролин Нгуен – личность незаурядная. 

К примеру, она ставит спектакли для рафинированной аудитории, при этом не скрывает, что главным ее источником вдохновения в работе является кино – от Кристофера Нолана до блокбастеров Марвел. Вот такое необычное сочетание. Корреспонденту телеканала «Санкт-Петербург» Вячеславу Резакову, побывавшему на спектакле, можно позавидовать.

Картинка длинная, как в фильмах, тех, что демонстрировали на широком экране. В расцветке, которую в современных «инстаграмах» называют «винтаж». Вьетнамский ресторанчик воспроизведен в деталях: производственных, документальных, эмоциональных. 

Место действия одно, но словно в двух лицах. Первое – в Сайгоне середины 1950-х, другое – спустя 40 лет, в Париже. Пространства и времена не меняют сути – для постороннего наблюдателя не только кухня, речь, но и сами истории о счастье кажутся одними и теми же. Там начало, здесь конец. В одном интерьере – круговорот. Развал колониальной Франции – как любое потрясение – разорвал человеческие жизни на «до и после». 

Кто-то должен уехать, по той же причине другой должен остаться. Должен вернуться, должен дождаться. Должен, но нет… Свой среди своих, чужой в стране чужих. Настоящие вьетнамцы и французы играют настоящую жизнь. 

Хьеп Чан Нгиа, Ань Чан Нгиа, актеры:
«Мы играем истории тех людей, которые существовали на самом деле. В частности, вот и у нас есть ресторан в Париже, куда приходят завсегдатаи. В спектакле есть и эта история, и очень правдиво воспроизведена. К нам приходят люди, которые уехали из Вьетнама. И именно там они рассказывают очень многое из того, что есть в спектакле. Есть несколько историй любви. Я уехал из Вьетнама в 1964-м, а моя жена – в 1965-м, мы до этого жили в одном городе, но не знали друг друга. Встретились только во Франции, и у нас двое детей». 

Мы следим за героями, свободно перемещаясь взад-вперед по времени. В интерьере, над которым не властен его ход. Это чем-то похоже на метод двойной экспозиции, когда в одном изображении совмещают два, сделанных в разное время и в разных местах. Поэтому герои из одного сюжета, разделенные годами и пространствами с другими, часто проявляются рядом. Порой как знак далекой беды, и, наоборот –  надеждой и утешением. 

Фотографична по сути сама драматургия Каролин Нгуен. Она воспроизводит на сцене опыт, знакомый каждому, кто разглядывал старый снимок, сделанный когда-то самим. Видишь не только то, что на нем, но и всю его дальнейшую судьбу. И, вспомнив все, возвращаешься мысленно к тому же моменту. Все сразу и вместе, обобщенные чувством печали. 

Краткая история времени, страны, где вершилась история, путями – страшными и странными – делала иностранными самых близких друг другу людей. В итоге уже не география, а время сделало их непоправимо чужими. Разделило их навсегда.

Каролин Арруа,актриса:
«Действительно, это история, которая касается всех. Мы все родились во Франции, и наши родители тоже родились во Франции. Это многое о нас говорит. Здесь спектакль касается скорее не истории Вьетнама и вьетнамцев, а истории Франции, которая как страна очень разнообразна. Это мультикультурная страна. И это многообразие и представляет интерес, о котором мы говорим». 

Универсальнее, чем конкретика страны, чем повесть об изгнании. Сама жизнь уводит в невозвратные дали. Поэт от фантастики Рэй Брэдбери говорил, что человек – это и есть машина времени. Время идет, а тому, кто внутри нее, ничего не делается, точно также, как если бы он просто путешествовал по дороге. Неумолимо меняется лишь пейзаж. Включая собственное лицо. 

Мчатся назад люди, годы, жизнь. Предназначенное расставание обещает встречу впереди? Обещает. С фотографической отстраненностью и морем пролитых на сцене слез Каролин Нгуен надиктовывает в зал хроники человеческого опыта, того самого, что подсказывает нам, что все встречи – по сути новые. И все расставания, увы, навсегда.