ВАСИЛИЙ ПАНКРАТОВ, директор Государственного историко-художественного дворцово-паркового музея-заповедника «Гатчина»:

Сказать, что я влюблён в Петербург, это ничего не сказать. Я родился и первые три года жизни прожил на Гороховой,1. Первое моё жизненное впечатление – ощущение брызг на щеке от фонтана перед Адмиралтейством. Я это помню до сих пор. Это первое, что я помню в жизни.

Я очень долго хотел стать матросом, как мой дед. Потом я решил, что я стану великим учёным. Я оказался на физфаке, закончил довольно неплохо и работал в Горном институте, занимался наукой на земле. Потом наука развалилась, в начале 90-х кафедру закрыли, и я оказался в музейной деятельности. К Петербургу было колоссальное международное внимание, тогда пошёл поток туристов со всего мира, тогда говорили о Петербурге очень много, все хотели выставок о Петербурге — в лучшие годы, там, 96-й, 97-й, 98-й, мы по 15 зарубежных выставок делали. И, конечно, это было очень интересно.

Это Греческая галерея. Я совершенно твёрдо могу сказать, что именно это — моё любимое место, потому что здесь заканчивалась отреставрированная часть Гатчины, дворца, когда я стал директором. Здесь был развал, здесь был мусор, который примерно …. вот так вот, и дверь, она была завалена мусором практически до самого верха. И вот именно в этом месте я начал один вечером собирать мусор в мешки. Первый вечер я поработал один, второй вечер я поработал один. На следующий день ко мне пришёл один зам, потом второй, потом третий, потом начальники отделов, потом весь музей. И вот так вот мы отсюда двигались туда дальше, в сторону Арсенального каре, которое сейчас почти всё уже отреставрировано.

Музей и дворец, и вообще весь этот ансамбль, он имел очень несчастную судьбу, потому что после войны, когда все другие дворцы начали реставрироваться, было решено, что музея здесь больше не будет, и здание передаётся военному ведомству. Вот это сентиментально-романтическое отношение, которое у меня, безусловно, к дворцу есть, как к какому-то живому существу, которому не повезло в жизни, наверное, оно мне помогает. Мы, может быть, единственный дворец из всех вокруг Петербурга, которые до сих пор очень явно ощущают следы прошедшей войны. И я хотел бы, чтобы этот зал сохранялся вот именно в таком виде. Здесь всё законсервировано, освещены детали, которые сохранились и которые видны, даже где-то расчищено вот золото. Но в целом вот это вот состояние дворца, в котором он находился после пожара.

Ну и сразу же после этого зала один из самых красивых интерьеров дворца, такая драгоценная шкатулочка, вы видите, да? Это одна из наших последних реставрированных комнат. Здесь картины Щедрина, всё — подлинники. А вот эта картина, которая висела здесь, вы видите, что здесь монохромная копия. она находится в Третьяковской галерее.

До революции Гатчина была самой значительной загородной резиденцией дома Романовых. Здесь хранились многие личные коллекции царской семьи. После революции, когда здесь открылся музей в 18-м году и стали показывать Гатчину, его называли «пригородным Эрмитажем» именно за богатство коллекции. И те 15 тысяч экспонатов, которые нам удалось вернуть сюда, это капля в море, это немного.

Вообще с музейщиками случаются всякие волшебства и чудеса. Вот тот вот потолок, если вы туда посмотрите, он был абсолютно белый. В одном из углов этих квадратиков появилось голубое пятно. А через какое-то время в другом квадратике появилось голубое пятно. Потом оно стало больше, больше, больше, больше. И потом в одном отвалилось что-то и показался ангел Купидон. Оказалось, что они все расписаны. Мы даже этого не знали! Кто-то в советское время просто листами бумажки всех их заклеил. И эти бумажки отвалились как раз через какое-то короткое время после того, как я стал директором. Я воспринимаю это как чудо.

Единственное место, где мне все удается и где я могу писать свой роман и чувствовать, что роман у меня получается, это Гатчина.