Балет, «Митьки», ленинградский рок и другие символы города – в репортаже Полины Ганичевой.
ЮРИЙ ЗИНЧУК, ведущий программы «Пульс города»:
«А в продолжение темы сохранения нашего культурного наследия есть одна очень интересная новость. Правительство России выпустило постановление, согласно которому в России появится федеральный реестр объектов нематериального этнокультурного достояния. Это позволит упростить изучение и сохранение этих объектов.
Например, если Тула – то это и тульские пряники, и самовары. Если Вологда – это вологодские кружева или вологодское масло. Но не только это. Ведь нематериальное наследие – это обряды и праздники, эпические сказания, ремёсла, промысловые, песенные и танцевальные. В принципе, идея создания такого реестра не отличается новизной. Этим ещё занимался Шурик в «Кавказской пленнице».
Если в реестр можно занести традиционную пляску «Уточка» в Вологодских деревнях, переливы знаменитой Саратовской гармошки, Новгородские гусли или выдающееся по своей самобытности Алтайское горловое пение кай чёрчёк, тогда что в Санкт-Петерубрге может стать частью этого реестра нематериального наследия?
Вот мы часто слышим «Санкт-Петербург – это музей под открытым небом». Да, возражений нет. А что здесь есть, кроме музеев и архитектуры? Какие есть особо ценные объекты нематериальной культуры?
Ответ очень простой. Есть и их очень много у нас на берегах Невы. И они существуют ещё со времён Ленинграда. И докажет нам сейчас это убедительно и очень иллюстративно Полина Ганичева. Вот её репортаж».
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«Чтобы рассказать о Петербурге, не хватит ни одной телекамеры. Ведь мы можем передать только картинку и звук. Но Петербург можно ощущать. Его можно чувствовать. В Министерстве культуры составляют целый список таких ценностей, которые нельзя ни увидеть, ни потрогать».
С Россией всё ясно: в Туле – пряники, в Нижнем Новгороде – хохлома. А Петербург сам по себе музей под открытым небом. Так что в этом музее нельзя увидеть, но обязательно нужно сохранить?
В классическом танце всего 3 основных позиции рук, но владеть ими артисты учатся всю жизнь. Ведь именно по ним можно определить, откуда танцовщик. Петербургская балетная школа – это искусство на кончиках пальцев. И это не образ, а требование. Объясняет Илья Кузнецов.
ИЛЬЯ КУЗНЕЦОВ, заслуженный артист России, директор сети детских школ балета:
«Меня учили педагоги — показывали до мизинчика. Мне предложили одну из последних партий в «Анне Карениной» Каренина. На тот момент Каренин был немножко старше меня. 40 с лишним ему было. Уже суставы не те. Уже как руку держать, какие-то суставы не работают. Какие-то жесты – они уже не такие, как в классике… Где ты, как молодой, должен раскрыться, полететь, взять зрителя с 3 яруса, а потом в конце отпустить об стенку. Здесь уже такой… Более внутренне глубокий».
Но почему консервативный во всём русский балет вдруг представлен двумя манерами исполнения? Внимание на сцену. Сначала Мариинского театра с площадью чуть большее 300 кв. м, а потом Большого, где и пространства гораздо больше. Получается, что танцовщик на петербургской сцене – будто под лупой у зрителя: просматривается каждая деталь. А в Москве задача другая: занять собой все эти квадратные метры. Особенно это заметно в мужских партиях.
Кузярушка – Андрей Кузнецов на велосипеде, Дмитрий Шагин прямиком с дачи. Не похоже на визит больших художников на выставку имени себя. И в этом их парадокс. В городе Достоевского, среди чопорных интеллигентов, в 80-е вдруг появились и стали популярны «симпатичные шалопаи» из народа. Творческое объединение свободных художников и музыкантов «Митьки».
ДМИТРИЙ ШАГИН, художник творческого объединения «Митьки»:
«Мне, конечно, сложно сказать, чем я как основатель полюбился нашему народу. Видимо, потому что не гордился, работал в котельной всю жизнь. Не ездил на иномарках, не зарабатывал каких-то огромных денег. Человек из народа такой. В тельничке, в ватничке».
И вот философия «Митьков», которую в 20 веке все считали то ли шуткой, то ли примитивным спектаклем, это умение любить мир, а не противостоять ему – в напряжённом веке 21-м становится не просто понятной – жизненной.
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«Вот гастрономия – тоже нематериальная культурная ценность, только уже, кажется, не только петербургская, а общероссийская».
Но есть ещё одно петербургское блюдо, рецепт которого в столовой на Московском проспекте не менялся вот уже 40 лет.
Ленинградский рассольник от Нины Дмитриевны. Готовят его сразу по 150 порций. И это всё равно будет мало.
НИНА СЕРОВА, повар:
«Вообще, ленинградский рассольник отличается белыми кореньями. От петрушки белые коренья есть. Но ещё для пущего вкуса, я добавляю перчика. Немножко. Чтобы вкус был ярче».
И, кажется, где этот секрет, ради которого туристы приезжают за рассольником именно сюда? Самые доступные продукты, простая рецептура. Просто приготовлено в Петербурге.
Произношение ленинградца – вот то, что точно не записать ни в одном учебнике фонетики, но именно её поймёт каждый, кто говорит «булочная» вместо «булошная» и попадает под «дождь», а не «доЖЖь». Теперь это уходящая натура, которую нужно сохранить – говорит Татьяна Пилецкая.
ТАТЬЯНА ПИЛЕЦКАЯ, народная артистка России:
«Говорили очень красиво, очень доходчиво, очень образно. И называли вещи своими именами, как они и называются. Если бокал, то бокал. Более того, у нас же громадный театр! Громадная сцена! Если на этой сцене плохо говорить — зритель ничего не поймёт. Там же не слышно! А когда я пришла в театр, то никаких микрофонов вообще не было. И ещё у нас балкон был — 1 700 мест! И надо, чтобы меня там слышали!»
Да, это чистая, чёткая артикуляция. Такая же стройная и понятная, как линии Васильевского острова или шпиль Петропавловской крепости.
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«Это явление истории Ленинграда даже не нужно называть. Скажу только адрес. Рубинштейна, 13… И всё понятно».
«5 килограммов чистого золота», так эти фотографии назвал Вячеслав Бутусов. В коллекции фотохудожника Валентина Барановского весь Ленинградский рок-клуб. Его жена работала на Рубинштейна, 13 редактором. Так фотограф Кировского театра и репортёр впервые оказался на рок-концерте.
ВАЛЕНТИН БАРАНОВСКИЙ, фотограф:
«Меня потрясло выступление группы «Алиса» Кости Кинчева. Я не представлял, что настолько можно зарядить толпу. Это была энергия. Просто дрожь пробирала. Я стоял в центре зала, рядом с пультом управления. Я не мог снимать даже, потому что некоторые песни вызывали дрожь».
И рок-музку любили не только в Ленинграде, и музыканты хорошие были, кажется, везде. Но почему этот феномен «Ленинградский рок-клуб» возник именно здесь? Потому что вся история Петербурга, с его войнами и революциями, она и есть само воплощение рока.
Таких ценностей для Петербурга можно вспомнить сотни. Возможно, если бы список составляли веком раньше, их были бы тысячи. Чем дальше от нас история, тем меньше страниц она занимает. Но Петербург не измеряется объёмом текста или количеством иллюстраций. Это ощущение, которое можно или испытать и понять. Или «перелистнуть» и забыть.
