АНДРЕЙ АСТВАЦАТУРОВ, писатель, филолог, директор Музея В.В. Набокова Санкт-Петербургского государственного университета:

Я вырос не в центре, я вырос на площади Мужества – типичная кирпичная застройка, конструктивизм я видел, и до сих пор я больше люблю конструктивизм, чем XIX век.

У меня были разные планы на эту жизнь: я хотел стать актёром в принципе, но как-то вот отец меня посадил, он так диктаторски со мной обращался, и сказал «ну, наверное, филологом лучше всего».

Вот я приходил на факультет. Здесь мой дед основал кафедру, моя бабушка заведовала кафедрой, моя бабушка работала в университете, когда я там учился, и все знали, что я внук Жирмунского, по пособиям которого не одно поколение филологов училось. И нужно было, чтобы я не позорил своего деда. Я, действительно, не позорил, я занимался лучше всех, я — «ботанил», как сейчас говорят. Ботанил — не то слово, у меня даже по истории нашей партии были одни пятёрки.

Чему меня научили мои университетские учителя: браться не за проблемы, которые мне нравятся, а браться за те вопросы, которые мне не нравятся, которые для меня дискомфортны, которые кажутся мне странными, и которых я не понимаю — потому что это меняет твою личность.

Я тренировался: я писал в блогах, я сначала описывал уличные сценки, потом я попробовал свои силы в диалогах. Я к этому шёл. Мне хотелось описать своё детство, хотелось описать его немножко иронично и ностальгически Советский союз. Это соединилось и это дало вот такой странный текст, который я написал в 2009 году.

Были и очень положительные отзывы, и крайне отрицательные, и кисло-сладкие, и мы не ожидали, что будет такой успех. Это было немножко тяжело, это как-то свалилось на тебя и потребовало от тебя «ну ты же должен теперь всем доказывать, что ты писатель». Но это был такой принципиальный жизненный поворот. Я до этого воспринимался как филолог, с 2009 года я стал оцениваться и восприниматься преимущественно как писатель.

Мне показалось, что я как бы лучше стал понимать Набокова. Работая здесь, я читал книги Набокова, в которых так или иначе появляется этот дом, скажем, другие берега, теперь это стало для меня не просто какими-то вербальными изысками, как это у Набокова бывает, а скорее — реальностью. Здесь Набоков чувствовал себя как в раю: потрясающие интерьеры, изумительные витражи, здесь у него были самые счастливые дни его жизни. Именно поэтому он сознательно не покупал себе нигде квартир, он всегда был как бы бездомный, потому что он считал, что этот дом был его единственный домом. Это то, чем я никогда не занимался, и то, что мне пришлось понять, освоить и как бы пропустить через себя . Это такой новый опыт, да.

Наш город традиционно оценивался с одной стороны как парадиз, как райское место, с другой стороны — как некий ад, как нечто, что пошло вопреки природе, и отсюда гнев стихий, гнев Бога. Мне представляется, что Петербург всё-таки такое тяжёлое немножко место, отчасти которое забирает у тебя силы, но тем не менее очень приятно эти силы Петербургу отдавать.