Как не только сохранить шедевры мировой живописи, но и понять, каким образом это сделать, разбирался Иван Уваров.

ЮРИЙ ЗИНЧУК, ведущий программы «Пульс города»:

«Новость, которую сейчас обсуждают все искусствоведы и музейные специалисты. На днях бесценную икону «Троица», написанную Андреем Рублевым, установили в специальной капсуле в центре храма Христа Спасителя в Москве. Более 6-ти веков назад написанный шедевр впервые за долгое время покинул стены Третьяковки. Хотели оставить икону на достаточно большой срок. Но свою позицию высказали реставраторы, которые категорически не согласились с изменением условий для этого шедевра.  Экспертное заключение звучало строго – икона не подлежит к выдаче на хранение на длительный срок «из-за сложного и нестабильного состояния, а также непредсказуемости продолжающегося процесса негативных изменений». Ученые подчеркнули, что она находится в процессе неотложной реставрации. Поэтому икона Рублёва пробудет в храме до 18 июня. В Министерстве культуры заверили, что «в храме будут строго контролироваться условия, требуемые для сохранения памятника», за образом будут наблюдать сотрудники Третьяковской галереи. Размер иконы – 142 на 114 см. Она написана яичной темперой на липовой доске, загрунтованной левкасом (меловым клеем на основе льняного масла), и покрыта олифой. Ее использовали для закрепления изображения вместо лака. Из-за того, что олифа со временем темнела, художники периодически прописывали новое изображение поверх него. И это один из примеров того, насколько сложный это процесс. Процесс сохранения уникальных шедевров.

А что у нас, в Эрмитаже? Как у нас специалисты, образно говоря, борются со временем? Временем, которое разрушает всё? А работа эта ведётся в буквальном смысле на молекулярном уровне. Сейчас мы вам покажем, как это происходит. Сразу предупреждаю – такого Рембрандта, Тициана, Ван-Гога вы ещё никогда не видели!

И после этого репортажа чуть более станет понятным, почему, когда речь идёт о перемещении тех или иных культурных ценностей, нужно учитывать мнение профессионалов. Они-то знают, насколько это бывает опасно для шедевра. И что нужно сделать, чтобы не переступить грань, за которой начинается разрушение картины. И эта работа, ещё раз подчеркну, идёт в буквальном смысле на молекулярном уровне. Иван Уваров Продолжит тему».

ИВАН УВАРОВ, корреспондент:

«Тициан, Рембрандт, Гоген, который рекомендовал некоторые свои работы покрывать слоем воска. Чтобы сохранить полотна и добиться полуматового эффекта. Как не только сохранить такие шедевры, а понять, как это сделать? Мне пока непонятно».

Не реставрационная мастерская, а лаборатория. Научной реставрации станковой живописи. Так в Эрмитаже называют этот отдел, в котором к каждой картине подходят с научной въедливостью. Итак. Метод первый.

В этих картонных коробочках — микроскопические фрагменты великих шедевров мировой живописи. Да, да. Именно кусочки с полотен Гогена, Рембрандта, Тициана – и далее по списку. Чтобы детально изучить все слои картины, с нее берется проба. Такая, как эта – с работы Гогена «Тицианские пасторали».

Размер пробы – меньше миллиметра. Микроскопический фрагмент (или, по-научному, поперечный срез живописи) с полотна Гогена помещают между двумя стеклышками. Это и есть шлиф.

Это Саша – наш оператор. На эту съемку он взял с собой макрообъектив, чтобы снять максимально крупный план шлифа. Но даже такая техника не в силах разглядеть ту микроскопическую часть картины, которую помещают под микроскоп. И видят то, что скрыто от глаз зрителя.

Лондонская национальная, Берлинская галереи, Лувр и Государственный Эрмитаж. Используют вот такой, микроскопический, въедливый и сложный способ исследования картин, который позволяет не просто увидеть, но и понять, как написан шедевр. А значит, становится ясно, как сохранить его. Такой метод называют травмирующим. Все-таки с полотна берется пусть небольшой, но фрагмент. Поэтому прибегают к нему в самом крайнем случае. Когда других способов заглянуть внутрь картины уже нет.

Никакого дневного света. И лишь два направленных луча на картину. Это главные и единственные условия для успешной инфракрасной рефлектографии.

Это еще один способ проникнуть внутрь картины. Не травмирующий. Но менее точный и детальный. Хотя и этого хватает для громких открытий. Недавно художник-реставратор Андрей Цветков просветил инфракрасными лучами шедевр Рембрандта «Жертвоприношение Авраама». Просветил – и тут же сенсация.

Екатерина II и Пугачев. Неизвестный художник. Можно было бы сказать и так. Но нет. Это Фальконе. Заказной портрет императрицы. А вернее, его рентгенограмма.

Таких инфракрасных камер в России всего три. И все в Петербурге. Одна – в центре Бенуа. Две – в Эрмитаже. Итак. Начинаем сканирование картины ученика Сальвадора Дали – Бернардино Луини «Святая Екатерина».

Когда все слои картины изучены, когда становится понятно, что скрывается там, за верхним слоем лака или краски, полотно отправляется на реставрацию, где наступает самый важный и ответственный момент.

Это Сергей Александрович. Художник-реставратор. Это он, опираясь на все научные исследования, которые прошла картина, снимает с нее слой за слоем. И придает полотну первозданный авторский вид. Только на стол поступил «Святой Себастьян», полотно Тициана, — Сергей Александрович приступает к работе, которая продлится целый год.

Пока ждем 4 минуты, Сергей Александрович объясняет. Реставрационные слои — это, как правило, лак, которым покрывают картину для сохранности. Первое, что нужно сделать – размолодить, то есть размягчить лак. А затем удалить его скальпелем.

Вот такой, с одной стороны, тихий, а с другой – очень важный и необходимый труд, без которого и музей – не музей. Про их работу почему-то не принято говорить во всеуслышание. Их редко приглашают на выставки. Поздравляют с удачами и открытиями. Скромный, тихий труд, увидев который, становится ясно, кто и как для нас сохраняет шедевры мировой живописи.