Нет ничего лучше Невского проспекта. По крайней мере в Петербурге. Для него он составляет всё. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы. Так писал Гоголь Николай Васильевич в XX веке.

ФАИНА КОСТИНА, народная артистка России:

Вы знаете, я тоже считаю, что ничего не изменились, отношение к этому такое же.

Вот эта скамейка, где я сейчас сижу — она была нашим местом, когда нам хотелось просто передохнуть между репетициями, между спектаклями, мы приходили сюда, садились и кормили воробьёв, а воробьи, как будто бы уже к нам привыкли, они ждали нас и они уже на лету у нас и чуть ли не с рук ели то, что мы приносили. И представьте себе, такое ощущение, что Невского нет — всё куда-то улетало, можно что-то обсудить тихо — спокойно , и только шорох, шорох проезжающих машин — такой лёгкий, как музыка.

У меня была очень театральная семья, и меня, конечно, водили в этот театр: первый в России государственный профессиональный кукольный театр. История совершенно случайная и судьбоносная: я, честно говоря, не знаю, кем я должна была стать: я рисовала, вела такую жизнь, — я даже на мотоцикле ездила, очень спортом занималась, и я решила, ну раз мама химик, ну значит и мне нужно идти в Технологический институт. Я ходила на курсы по подготовке и целый год работала в научно-исследовательском институте синтетического каучука. И вдруг, в один прекрасный день раздался звонок по телефону. Я взяла трубку и услышала: «здравствуйте, деточка, скажите мне, вы хотели бы работать в кукольном театре?». Такой сразу неожиданный вопрос… И я почему то сказала — да.

— Ой. Вы меня смотрите, да? Как я выгляжу? Ага. Хорош собой!

Вот такой типчик, вот это была первая марионетка, которую я тогда взяла в руки — этот Красный Лилипут в спектакле «Гулливер в стране лилипутов». Вообще-то марионетки — это самая сложная и капризная кукла. Их надо очень полюбить, чтобы действия были непрерывные, чтобы ты не думал ни одной секунды — какая нитка следующая должна взяться, а действие не прерывалось и всё не начиналось сначала. Это большая работа, помимо роли, которую ты исполняешь.

Дети — это удивительные зрители. Я впервые это ощутила в 1961 году на спектакле «Синяя птица», потому что дети … я в какой-то момент подумала, играю и думаю, что в зале что ли никого нет — такая тишина, и вдруг «ааах» — весь зал, у меня мурашки по спине, впервые я ощутила, мы делимся какой энергией, они дают нам энергию, а мы отдаём свою. Дети и тогда, и теперь видят гораздо больше, чем мы думаем, и ценят и понимают, то что происходит. Я и сейчас доверяю детскому мнению или детскому восприятию.

Помимо всего у меня было телевидение. У меня очень много там было передач — и цикловых, и музыкальных, и таких и сяких. 15 лет у меня был «Большой фестиваль.», так что знаете, я как-то успевала.

Интерес к нашим спектаклям и к нашим куклам был потрясающим и во Франции, и в Италии, и в Германии везде. Однажды мы ехали в Тель-Авив. Очень спектакль прошёл хорошо и наша выставка тоже, Но! Я почему-то решила в тот раз взять с собой Чебурашку, ну, думаю, просто так положу в чемодан. Он не был выставлен, и когда уже телевидение всё прошло, и я подумаю покажу-ка я им Чебурашку на финал. Подняла его на руке. И что я увидела. Вот все, кто стояли передо мной — у одного слеза покатилась, у второго мокрые глаза — мужчина, они только потянули руки к Чебурашке, начали его обнимать, какая-то женщина даже его поцеловала. Я была потрясена и была горда, что Чебурашка наш вот такие вот вызвал эмоции, представляете.

Деммени выбрал это место, потому что это самый центр Петербурга, чтобы даже из дальних районов если детей привозят театр, чтобы это окружение как-то их … чтобы они это увидели, потому что вокруг столько всего потрясающего, и даже просто, когда смотришь на это перекрёсток. Мне не надоело ни разу. Я каждый раз, приходя в театр, я смотрю какое вот это небо, потому что такие бывают акварели, что — фантастика.