В конце прошлого месяца исполнилось 85 лет Пятой симфонии Шостаковича, дату отметили в филармонии, где в 1937 году было впервые исполнено признанное теперь одним из самых значимых музыкальных произведений века. Впрочем, что толку в пышных славословиях сейчас. Можно контрапунктом повспоминать, что говорили о музыке и её композиторе в то самое время, как он её сочинял. Свежими будут звучать отзывы — естественные, те, что приходили людям в голову в самый разгар борьбы с формализмом.
Рабочий московского завода «Динамо»: «Шостакович? Когда по радио передают что-либо из его произведений, то радиослушатели выключают репродукторы».
Инженер Павлов: «Музыку Шостаковича я не понимаю, она утомляет. Это просто набор звуков».
Что там инженеры, «запрещения исполнения произведений Шостаковича и других» требовали студенты Московской консерватории. «Да здравствует хор Пятницкого, – говорили они, – а прочую музыку долой!».
Вот, о чем шла речь, когда Шостакович писал Пятую симфонию. В биографии композитора английский классик Джулиан Барнс это увидел так: «Для неё ты сочиняешь финал, похожий на шутовскую ухмылку трупа, а потом с каменной физиономией выслушиваешь отзыв власти: «Вот, видите, человек умер счастливым. А сам отчасти даже веришь, что, владея иронией, сумеешь остаться живым».
