Ему рукоплескали зрители Парижа, Лондона, Нью-Йорка и Токио. Его называют петербургским рыцарем танца, он из тех, для кого балет – единственная форма жизни. Я спешу на встречу со звездой мирового балетного искусства заслуженным артистом России Игорем Колбом. Ваша история отношений с балетом началась, когда вам было 12 с одного очень забавного сна. Что вам тогда приснилось?
Я не знал, что такое балет до момента, когда поступил в училище. Естественно, когда мне приснился сон, что я стою на какой-то сцене в белых колготках, я был в недоумении. Буквально через неделю я переехал из Пинска в Минск, и моя жизнь кардинально изменилась.
Вы помните момент, когда пришло осознание, что вы артист, и балет – это ваше признание?
Меня привези из Минска в Петербург на конкурс, который проходил в Академии русского балета. Именно Петербург внёс какую-то зарубку в то, что это моя профессия.
Мы находимся в Царской ложе Мариинского театра, здесь, конечно, необыкновенно красиво. В вашей жизни была встреча с монаршей особой?
После спектакля на прекрасной сцене Ковент-Гарден мы были приглашены на приветственную встречу, где королева восседала в таком большом кресле, может и на троне. Был чёткий регламент встречи. После слов, что она видела Вацлава Нижинского в этой партии, у меня случилось некое откровение, и я не смог совладать с собой — поцеловал ей руку.
Вы, пожалуй, самый известный артист лирико-романтического репертуара Мариинского театра и не только. Какие партии вы вспоминаете с наибольшей нежностью и благодарностью?
К счастью, мой репертуарный путь действительно велик и обширен. Поскольку я пришёл в театр на партии лирико-романтического репертуара и партии второго плана, партии, которые создают интригу, без которых не обойтись. В «Ромео и Джульетте» ведь не обойтись без Тибальта. Даже исполнять партию Ромео я долго отказывался, поскольку мне казалось, что я по своему типажу не совсем подхожу к этой партии. А тут вышел фильм с Ди Каприо, и я понял, что персонаж может быть не только как у Дзеффирелли, но и несколько иной из сегодняшнего времени. Тогда я рискнул, и Ромео долго был в моём репертуаре.
Какие партии давались вам сложнее?
Все партии второго плана давались сложнее, потому что, будучи премьером и исполняя первые партии, не так обращаешь внимание на тех, кто рядом с тобой на сцене. Ты иначе узнаёшь спектакли, и все переходы были сложными. Когда выходишь не Альбертом, а Гансом, а в голове у тебя музыка именно Альберта, это не то чтобы раздвоение на долю секунды, но я очень долго привыкал.
Ваша супруга – Галина Яблонская. Два артиста в одной семье – это сложно или наоборот гармонично?
Это очень сложно. Когда у меня какие-то творческие проекты в Токио, и моя жена прилетает ко мне, плохо ей, и она больше волнуется за меня, чем я. В эти моменты у неё может свести икру или что-то случиться со спиной, а мне бы хотелось думать о том, что сейчас будет происходить на сцене. А это очень сложно. Все эти годы – это прежде всего для меня стремление быть достойным своей половины.
Вы много лет занимались преподавательской деятельностью?
Могу теперь с гордостью говорить, что первый выпуск в истории Академии танца Бориса Эйфмана мой. Ученики работают в прекраснейших театрах. Один из них работает в Мариинском театре. Для меня это было таким ключевым моментом, потому что, понимая свой возраст и путь, хотелось, чтобы кто-то также продолжил своё начинание на этой сцене.
Наши зрители сейчас просыпаются. Буквально несколько слов в начале нового дня.
Я всегда говорю доброе утро, и моя любимая фраза: всё будет хорошо.
