Вообще говоря, «Ад — это другие». Так звучит энергичный слоган Жан-Поль Сартра. Если по-простому, философ считал, человек — ничто, вернее — сумма желаний и стремлений, а окружающее бытие — это цели и обстоятельства, враги, ад для нас — другие.
Экспериментальный проект на Новой сцене Александринки называется «Ад это я». Так перевернула тезис драматург Ася Волошина. В одной своей статье — о другом, но названной также, она упомянала образ зеркала, созданного, чтобы в нем разглядеть собственное уродство. Возможно, это смысл этой постановки. Поясню, что это спектакль-репетиция со зрителями, то есть происходит прямо с ними в зале. Хотел бы сказать необычный. Но современный экспериментальный театр — так давно занимается вычитанием привычного. Скажем, «Site-specific» театр. Известный нам по фестивалям «Точка доступа», в котором из театра пропадает сцена, зал, актеры. Это спектакли в городских универсамах, барах или прогулки по городу в наушниках. Или постдраматический театр убирает вообще все, предлагая создать спектакль в воображении по ходу размышлений на предложенную тему. Режиссер Илья Мощицкий — один из его провозвестников. По поводу одной недавней постановки он сказал: «Цель — сбить с театра саркофаг досугового мероприятия и вывести в пространство подлинного риска». Мне кажется, что театр остается досугом по определению. Если вам нужен риск — прогуляйтесь в темное время по неблагополучным кварталам, подлинная экзистенция — устройтесь волонтером в хоспис. Вот где бытие. Итак, эксперимент или небезинтересный досуг выясняла Дарья Патрина.
Из шепотов, шорохов, поскрипываний и покашливаний этот спектакль родился прямо в зрительном зале. И продолжался там какое-то время, и возвращался туда неоднократно, но все же в конце концов переместился на сцену. А среди зрителей осталась волноваться Ася Волошина. Ее реальное и постоянное пребывание внутри пьесы – пожалуй, главное условие режиссера. В остальном она была совершенно свободна и распорядилась свободой так, как распорядился бы ею поэт.
Из разрозненных монологов сплеталась единая нить. Сам режиссер был тоже запечатан внутри спектакля. Детально выверенное видео в режиме реального времени — основное сценографическое решение. Неожиданные ракурсы, эффект зума. Актеры похожи на бабочек в коллекции энтомолога. Редкие красивые экземпляры. Но вот камера смотрит в зал. И хотя ничего не мешало раньше, но, кажется, только так, на экране, зрители, наконец, видят и друг друга. Противопоставление себя – другим, и преодоление этого отчуждения. Не открытая репетиция, но репетиция открытия – изменившихся себя и меняющихся других. Здесь репетировали зрители. А остальные – блестяще исполнили отведенные им роли.
