От Раскольникова отмахнулись одной фразой, верней всех тех описаний нравственных мук идейного убийцы, которыми столетиями мучают школьников. Константин Богомолов не тратит время на старуху и топор, а сразу замахивается на Достоевского.

С плеча рубит сюжет, который так любил классик: поставить героя в унизительное положение и извлечь из него максимум сострадания. Унижение — смотрите сколько влезет, а вот удовольствия сострадать не дождетесь!

С глумливой усмешкой режиссер лишает знакомые персонажи сентиментальных костылей. Мармеладов как портрет Дориана Грея —  так же юн, изящен и одет. И столь же вкусна его повесть о пороках. Его дочь годится в молодые бабушки. Да, Соня Мармеладова, пусть благородная, но отзыв «проститутка» вызывает в зале смех. Право возглавить этот цирк принадлежит Дуне Раскольниковой, она выходит замуж за негодяя. И Лужин в буквальном смысле моральный пигмей. 

Пробуждая нас от академической дремы, Богомолов пилит сук национальной доктрины нравственности, сформулированной Достоевским. Об очищающей функции страдания. Один за другим герои произносят монологи, суть которых нам известна: каждый погубил свою жизнь или готовится это сделать.

Но «страдание» звучит гордо, дескать а вы представляете, на какое преступление я ради этого страдания пошел? Именно такое страдание, на людях, намеренное самоуничижение и позор на глазах ближних, могут принести оправдание, новую жизнь. Раскольников — в чужом пиру похмелье. От него ждут не раскаяния, а покаяния.   

Такой вот непривычный Раскольников — не очень умный и не слишком честный — противостоит окончательно торжеству добродетели. Но недолго. На классическую траекторию его выводят знакомые всем рассуждения убийцы. 

Резонансный режиссер поступился бы репутацией, если б не завершил свое преступление наказанием. Наказывает зал хеппи-эндом. Из Достоевского вытаскивают то, что в нем есть, просто не принято замечать: упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства. Ради того, чтобы зрителю было, с кем хлебать эту полынь, в живых любезно остается Свидригайлов, и Дуня с облегчением совершает свой неравный брак. Наконец, счастливое лицо Раскольникова обращается к залу: «Люди! Это я убил старушку! А? Жизнь налаживается!»