Страх и сострадание. Всего две эти эмоции должна пробуждать в зрителе греческая трагедия. Так считал философ Аристотель. Он же был уверен: не так важно, что и как говорят актёры, даже сюжет может быть не совсем понятен, главное — это декорации и действие, где неумолимый рок не сулит ничего хорошего героям. Если даже древние греки с трудом разбирались в перипетиях кровавых сюжетов, то что в них понимаем мы? Однако античные трагедии продолжают экранизировать и ставить в театрах. Вот и режиссёр Влад Фурман обратился к «Медее» Еврипида. На премьере спектакля побывал Виктор Высоцкий.
Медея, чтобы отомстить Язону, которому она в свое время помогла добыть Золотое руно, и который оставил ее ради молодой Главки, дочери царя Коринфа, убивает сначала соперницу и ее отца, а затем и собственных детей. В драме Еврипида, интерпретирующей миф, роль Медеи — это бесконечное страдание, крик и надрыв, требующие от актрисы недюжинной эмоциональной и физической силы.
Спектакль Влада Фурмана — не столько постановка древнегреческой трагедии, сколько результат размышления над мифом и над возможностью его сценической передачи сегодня. Офис, мобильные телефоны, киллеры, олигархи не рассматривались, поэтому было найдено особое соединение несколько странной интонации в произнесении текста и характерной пластики в движениях актеров.
В современных постановках античных трагедий одним из самых интригующих моментов является то, какую роль режиссер отводит хору, в древности представлявшему собой некое сопереживающее коллективное «я».
Миф-мифом и древность-древностью, но современность все равно стучится с вопросом: а сегодня нет среди нас Медей?
Аристотель обещал после просмотра трагедии как результат сопереживания ужасному — катарсис, очищение. Но поскольку нынешняя постановка в театре «Русская антреприза» имени Андрея Миронова сложнее, чем во времена Аристотеля, и более насыщена новыми символами, катарсис может наступить не сразу, а несколько позже. Предупреждаем.
