Латиф Казбеков, заслуженный художник России:

В моей мастерской сейчас живут на постоянной основе — это лягушки шпорцевые, канарейка и несколько попугаев. И у меня ещё растений много разных. Я как в джунглях.
Когда мне было 50 лет, мой друг принёс мне головастиков в стакане. Я наблюдал как они из головастиков превращаются в лягушек. Они немножко отличаются от обыкновенных лягушек разных. Это шпорцевые. Глаза у них не выпуклые, а такие крохотные, маленькие, сверху такие точечки. И очень подвижные передние руки. Они руками едят. Вот у меня сейчас пять лягушек. Двое из них ветераны — им по 20 лет.
У моей канарейки очень большой диапазон голосовой. Я привык, и я на это уже не обращаю внимания, но те, ко мне приходит, они говорят: «Как ты живёшь в этой среде? Шум, гам».
У меня очень давно попугайчики. Они все разных цветов — голубые, белые, жёлтые — это обычно, а есть ещё оттенки разные. Бирюзовый, к примеру, сиреневый. А ещё они любят обсуждать, когда гости приходят, садятся на диван, они выстраиваются в ряд и будто между собой обсуждают. Так вроде мирные, мирные, а периодически драки бывают. Иногда очень жёсткие. И вот эта зелёная девочка клювами там трутся друг об друга. Иногда она отгоняет, и ревность. В общем хулиганы.
Мне нравится жить в этой среде, в этой атмосфере. Когда я каждый день прихожу, я открываю дверь, захожу и такой гвалт сразу. Когда я на несколько дней исчезаю, прихожу, открываю дверь и тишина. Такое ощущение, что они обиделись. После того, как постучишь по клетке, говоришь: «Привет. Как дела?» Тогда снисходительно начинают отвечать.
Профессия художника — это одиночество. Это всегда ты один в мастерской . Они как-то твою жизнь украшают. Не могу работать под музыку, потому что музыка создаёт определённый ритм, а лягушки, которые иногда вечером стрекочут, птицы поют — создаёт атмосферу такую. Когда погружаешься в работу, они не отвлекают.
Им хорошо и мне хорошо. Я их не воспитываю, не достаю их. И они делают, что хотят. Мы друг о друге заботимся. Они скрашивают мою жизнь.