В честь дня рождения писателя Полина Ганичева собрала его героев в одном репортаже.
ЮРИЙ ЗИНЧУК, ведущий программы «Пульс города»:
«И раз уж мы вспомнили про Блока, давайте продолжим тему литературы. Повод есть замечательный. Ведь именно в сентябре мы отмечаем день рождения Сергея Довлатова. В связи с этим в Петербурге прошёл «День Д» — ежегодный фестиваль «памяти Сергея Довлатова и его времени». Кстати, один из элементов этого фестиваля — когда участники жонглируют наиболее яркими цитатами из произведения писателя. Я вот, например, тоже бы с удовольствием поучаствовал.
В честь дня рождения Довлатова мы собрали героев его рассказов в одном репортаже, а потом так и назвали его — «Заповедник героев Довлатова». И Полина Ганичева проведет нам экскурсию по этому заповеднику».
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«Угол Литейного, Владимирского и Невского проспектов. Здесь, по воспоминаниям первой жены Довлатова, была его «приёмная». Он садился на одну из автобусных остановок и просто смотрел. Выбирая из толпы своих новых героев».
Чтобы задать точку на плоскости, нужны 2 координаты. Если это плоскость книжного листа — хватит одной. И это должна быть деталь. Иногда её приходится довести до абсурда. Сегодня в «приёмной» Довлатова шаржист Павел. Ищет своих героев.
Если обзвонить всех, чьи имена встречаются в текстах Довлатова, половина сразу повесят трубки. Это не то, что хочется о себе прочитать. Так что в этих рассказах правда, а что вымысел? И кто они — эти герои?
Мимо прошел довольно известный критик Халупович. Он долго разглядывал меня, потом сказал: «Извините, я принял вас за Леву Мелиндера…».
Опечатку в тексте рассказа исправляет сын актёра Льва Милиндера — актёр Андрей Ургант. Он не в обиде. А сходство между отцом и писателем и правда было.
АНДРЕЙ УРГАНТ (МИЛИНДЕР), актёр, телеведущий:
«Они были два красивых еврейских или полуеврейских человека… Довлатов был покрепче, чем Лева. Я думаю, что они дружили. До какой-то степени. Скорее всего».
Андрей Ургант об этой цитате и о самом Довлатове узнал уже в зрелом возрасте. И сразу ему поверил. В армии актёр и сам: то охранял заключённых, то гастролировал с ансамблем по тюрьмам. И вся его жизнь, кажется, как по Довлатову…
АНДРЕЙ УРГАНТ (МИЛИНДЕР), актёр, телеведущий:
«Когда я читаю, я понимаю, что это было же со мной… Такая же коммуналка. Такая же невостребованность. Меня в кино пригласили сниматься в 30 лет. И до сих пор я не могу сказать, что я сыграл роль, которая моя…»
Он не мог родиться ни в одном другом городе. Довлатовым его сделали коммуналка, филфак, заповедник, эмиграция. И в текстах на фоне выдуманных и контрастных героев всегда виднеется вполне будничный и узнаваемый Ленинград…
Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:
— Что, в двух словах, происходит на родине?
Карамзину и двух слов не понадобилось.
— Воруют, — ответил Карамзин…
«Чемодан». История об открытии станции метро «Ломоносовская», когда в разгар празднования автор крадёт ботинки у председателя Горисполкома… За исключением этого факта, рассказ вполне документален. Довлатов действительно работал камнерезом, а на станции сначала был другой, не слишком удачный «женоподобный» Ломоносов.
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«На первом барельефе в тексте Довлатова глобус у Ломоносова почему-то был повёрнут к советскому человеку Америкой. Ещё и так детально вылепленной. Но в новом варианте 80-х годов это уже другой мир и глобус. Идеологически верный».
А вот эскалаторы, которые в рассказе ещё не успели наладить. Так что самому молодому из группы Довлатову приходилось каждый раз подниматься по поручениям пешком. От гастронома его отделяли 600 ступеней…
Моя жена спросила Арьева:
— Андрей, я не пойму, ты куришь?
— Понимаешь, — сказал Андрей, — я закуриваю, только когда выпью. А выпиваю я беспрерывно. Поэтому многие ошибочно думают, что я курю.
Довлатов тогда ничего не сказал университетскому другу, а цитату запомнил. Андрею Арьеву повезло. Ничего крамольного из него не вышло. В то время как других своих героев автор награждал болезнями, легкомысленными связями и прочими яркими деталями. Один абзац мог стоить дружбы.
АНДРЕЙ АРЬЕВ, писатель, литературный критик:
«Он в одном письме написал одну очень важную вещь: «Я хочу писать так, чтобы внуки моих врагов читали мои рассказы и улыбались». Потому что среди близких он друзей не то что бы не находил… Но всегда всё шло к разрыву. Мы с ним знакомы были с 58 года. Учились вместе в университете… И до его смерти. Но помню, что мы 2 года не разговаривали вообще. И помню, что из-за какого-то пустяка».
Некоторые из упомянутых в книгах фамилий до сих пор слышать не могут о Довлатове. Ведь эти характеристики с ними навсегда. И иногда они больше и интереснее, чем вся остальная жизнь.
И запомните, <…> младенец должен быть публикабельным.
— То есть?
— То есть полноценным. Ничего ущербного, мрачного. Никаких кесаревых сечений. Никаких матерей одиночек. Полный комплект родителей. Здоровый, социально полноценный мальчик.
— Обязательно — мальчик?
— Да, мальчик как-то символичнее.
Редактор газеты «Советская Эстония» был человеком добродушным. До той минуты, пока не становился жестоким и злым. Этого персонажа Довлатову подарило время. Тогда, рассказывает главный редактор журнала «Звезда» Яков Гордин, над одним начальником стояли ещё три: обком, КГБ и цензура. Поэтому любое задание было проще выполнить, чем обжаловать.
ЯКОВ ГОРДИН, публицист, главный редактор журнала «Звезда»:
«Если спускалось сверху указание — его надо было выполнять. А степень абсурдности — это ваше личное дело…»
Все круги редактуры Довлатову были хорошо известны. Если никаких явных нарушений в тексте заметно не было — могли перейти к неявным.
ЯКОВ ГОРДИН, публицист, главный редактор журнала «Звезда»:
«Как это называлось тогда — «неуправляемый подтекст». Если ничего на поверхности нет, а читатель может увидеть то, что он не должен увидеть. Вот это называлось «неуправляемый подтекст». Такие требования, да».
Он один из немногих был вхож в круг и журналистов, и литераторов. Некоторым известным авторам выпал шанс прочитать свою фамилию не собственной на обложке, а в тексте его рассказа.
ПОЛИНА ГАНИЧЕВА, корреспондент:
«Форш перелистывала в доме отдыха жалобную книгу. Обнаружила такую запись: «В каше то и дело попадаются разнообразные лесные насекомые. Недавно встретился мне за ужином жук-короед…» Этот «дом отдыха» из довлатовского текста — скорее всего, дом творчества писателей в Комарово. И столовая эта всё тут же. И кашу здесь так же варят. Без насекомых! Они — собственность творческой группы. И ни один жук не пострадал.
Всё там же, в Комарово, у ахматовской будки, не персонаж, а, скорее, архивариус жизни Сергея Довлатова — Валерий Попов. Каждое его воспоминание о друге — как отдельный текст, который просто не успели опубликовать.
ВАЛЕРИЙ ПОПОВ, писатель, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга:
«Мы однажды просыпаемся. Оказались на тахте какой-то почему-то. Тёмная комната. Он слезает с тахты. Подходит к трюмо старинному. Смотрит и говорит: «Как сказал Валерий Попов: «С красотой что-то странное творится»».
И все эти сотни героев Довлатова объединяло одно: он сам был похож на каждого. А они — на него. На главного персонажа.
ВАЛЕРИЙ ПОПОВ, писатель, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга:
«Когда мы бежали в своё КБ — стояли и записывали, кто на 5 минут опаздывал. А вот 3 дня почему-то можно было пропустить… Сказать начальнику, что ты поехал в другое КБ срисовывать чертежи. Библиотечные дни были какие-то загадочные. Были возможности для разгильдяйства. Сейчас строже намного. Он должен был за своего героя отвечать. Не мог его герой сделать такую карьеру. Ступенчатую. Иначе бы он врал, получается. Он умер смертью своего героя. Он немножко отстранялся от героев, но умер честно. От распада».
Довлатов всегда был на стороне своих героев. Нельзя сказать, что он их любил… Это даже слово какое-то не довлатовское. «Тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба».
