Журналистов учат начинать резко и сильно, нажимая на гашетку. «Чикаго больше нет!» В учебники вошел заголовок репортажа, кажется, Марка Твена о пожаре 1871 года.
Драматизируя мир, охваченный пожаром коронавируса, можно было бы и культуру обобщить словом «нет». Если не так драматично, то слово «отмена» подойдет. Одно за другим, лавиной, по всему миру и в нашей стране отменялись события. Начиная с Евровидения, на котором у нас были такие шансы. Гастроли, выставки, спектакли. И далее к отмене подлежат более 300 выставок и конгрессов, убытки — 50 миллиардов рублей. Кино, театры, музеи откроются для посетителей не раньше, чем через месяц, а в качестве ответа министр культуры распорядилась создать онлайн платформы для того, чтобы наблюдать культуру не выходя из дома. Сбылось древнее пророчество: не будет ни театра, ни кино — сплошное телевидение.
Первая в России онлайн-премьера состоялась в Александринке. Пьесу Хайнера Мюллера «Маузер» в постановке Теодороса Терзопулоса сыграли в пустом зале перед камерами. После трансляции записи удалили. Такими будут премьеры. Я боюсь, что в моем голосе вам чудится журналистское ликование. Нет, у нас черные дни. Показывать то, что показывают — нет не о таком постмодернизме мы мечтали. Остаются другие формы — для своих. Для сотрудников театра провели намеченную на выходные премьеру в «Балтийском доме». Спектакль «Я сижу на берегу» Романа Кагановича покажут в мае. В числе 50 зрителей, разрешенных к просмотру, была Дарья Патрина.
«Если у тебя нет ни рук, ни ног, и ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, – всё. Ты обречен быть героем до конца своих дней…». Это цитата из автобиографической повести «Белое на черном» Рубена Давида Гонсалеса Гальего.
В 2003-ом она удостоилась «Русского Букера». Тогда же Гальего написал и свой второй роман «Я сижу на берегу». Сплавленные воедино эти книги стали литературной основой нового спектакля.
История невероятная! Дочь генерального секретаря коммунистической партии народов Испании училась в Москве и в Москве родила двойню в 1968 году. Первый ребенок умер сразу, второй — с тяжелой инвалидностью был помещен в детский дом. Через полтора года его матери сказали, что он тоже умер. А имя Рубен ему дали только когда ему исполнилось 7 лет, чтобы лишний раз не оформлять документы. Все детство и всю молодость Рубен Гальего провел в детских домах для инвалидов и потом в домах-интернатах. Его книги — об этом. О том, что с ним происходило, на территориях закрытых и отрезанных от мира, и о тех, кто его окружал.
Мир, разделившийся на «условно здоровых» и неизлечимо больных, чтобы сохранить документальность текстов, актеры и режиссеры балансируют на тонкой грани. Одно неверное движение в данной ситуации может испортить всё.
Рубен Гальего сам говорит, что выжил и дожил до зрелого возраста в условиях детдомов и интернатов, потому что умел ползать. И да, потом ему удалось вырваться. В 2001 году он встретился с матерью. Потом переехал в Европу, сейчас живет в Израиле. Он трижды женат и у него три дочери. Он пишет книги. Его история — как вещь в себе — абсолютно самодостаточна.
Но, пожалуй, было бы слишком просто замкнуться в ней, отстранившись от того, что происходит с нами сегодня. Так внутри спектакля появились интервью с современниками.
Цирковая метафора, доведенная в спектакле почти до пошлости — ведь это мы. Отгораживающиеся, не желающие замечать или снисходительные с высоты своего благополучия. Но теперь-то мы точно знаем — после хлесткого удара плетью рана будет долго саднить.
