«Лес и что? Голубое солнце?», – недоверчиво переспрашивал кто-то из гостей на открытии новой выставки в Эрмитаже. Да, именно так – «Лес и голубое солнце». А еще «Руки на птицах», «Молодые люди, топчущие свою мать» и многое другое, для беглого взгляда – абсурдное и алогичное. Ведь это Макс Эрнст. Художник, имевший право произнести «сюрреализм – это я» раньше своего испанского коллеги.
Михаил Пиотровский,генеральный директор Государственного Эрмитажа: «Он очень литературный, у него есть один слой, другой и еще. Он мог рассказать и другие, целую книжку написать по поводу каждой картины. И очень интеллектуальный еще, он вообще эрмитажный. Сальвадор Дали – не эрмитажный, а Эрнст – да. Дали – обложка журнала, для широкой публики. А это для немного более утонченных».
Эрмитаж одновременно открыл сразу две выставки Эрнста. О его парижских годах – в Новом Эрмитаже. И о любви всей его жизни, книжной графике – в Главном штабе. Днем сюрреализма назвал на открытии Михаил Пиотровский этот день в музее.
Михаил Пиотровский,генеральный директор Государственного Эрмитажа: «Выставка элегантной красоты получилась. В основе лежит маленькая коллекция, с которой начиналась его жизнь в Париже. И вот оказалось, что эти маленькие вещи лучше, чем многие большие – его и других художников. Любим говорить, что это такие выставки, которые никто, никогда и нигде не может сделать – это одна из таких выставок».
Многие сюрреалисты говорили, что после Первой мировой войны будто почувствовали зов Парижа. Услышал его Макс Эрнст. Еще в детстве говоривший, что «его любимое занятие – это смотреть». А самые интересные взгляды, новые языки и образы в 20-е годы были именно в Париже.
Анастасия Чаладзе,куратор выставки «Макс Эрнст. Парижские годы»: «Я склоняюсь к тому, что это его вторая родина. Германия немного радости ему принесла. Участие в Первой мировой – опыт оказался травмирующий, после чего он заявил, что порывает с прошлой жизнью и становится новым человеком. Его первая выставка в 1921 году, к сожалению, по политическим причинам прошла без него. Но все указывало, что его душа расположена к французской столице, где его ждут коллеги, соратники».
Хотя разглядеть нечто чрезвычайное Макс Эрнст мог, кажется, в чем угодно. Доказательство — его книги. Фантасмагорические романы в коллажах из затейливо скомбинированных фрагментов иллюстраций готических книг или репродукций известных произведений, россыпи штрихов в его фроттажной серии «Естественная история» в поздних гравюрах.
Марк Башмаков,коллекционер, куратор выставки «Алхимия образа. Книги Макса Эрнста»: «Он прежде всего изобретатель. Он совершенно гениальный изобретатель, в любой другой области также был бы. Нет другого художника этого времени, не говорим о каких-то старых мастерах вроде да Винчи. То количество приемов художественных, которые от него пошли. Не хотел просто сесть за стол, взять кисти, все время менял, придумывал».
«Магия Эрнста пробудила книгу от многовековой дремы: он не просто украсил, заколдовал ее страницы, превратив во множество трепещущих век», – говорил о нем Андре Бретон. Эта магия сродни самой первой детской книжке с картинками. Можно увидеть совершенно новый мир. Если смотреть очень широко открытыми глазами.
