Режиссер спектакля Андрей Прикотенко рассказал, как в спектакле переплетаются рассказы Зощенко и современная реальность.

Вячеслав Резаков,корреспондент:
«Откровенно говоря, я предпочитаю читать дома. Но в театре тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже послушать можно. Нет слов — в театре и светлей, и культурней. Вот, посмотрите, какое подлинное событие приключилось у нас в Ленинграде на 98-м году НЭПа».

Написать, граждане, можно всякое. Зощенко, например, четыре раза. А на сцене — оркестр, а перед ним — интересная такая парнишечка, не без образования. Бренчит и говорит: которые зрители, те что бараны, в современном театре, как говорится, плетутся в хвосте событий, и что насчет этого думать — боятся спросить. Зощенко, а на сцене музыканты, а сама сцена — зеркальная, а по лицам актеров и зрителей буковки бегут. «Не робей!» — он зрителям говорит, а мне — режиссер. 

Андрей Прикотенко,режиссер:
«Мне кажется, мы живем в ситуациях, описанных Зощенко. Только в наше время, поэтому и «Зощенко. Зощенко. Зощенко. Зощенко». Он есть, есть, есть, есть. Поэтому персонаж его живет,  цветет пышным цветом, понимаете, он становится самым главным. Вот почему так легко монтируется здесь и наша современная реальность».

В той реальности что ни тронь — посыпется, прямо скажем, разная дрянь. Ну там бельишко залатанное, полукальсоны, мыльце. Теперича вся сцена на голых зеркалах: тут не то что коммунальная квартира, и больница, и даже баня. Не сказать, чтобы башку там кто-то мылил, но плескался и нырял. 

Ну, а народ, он у нас все так же очень уж нервный. Расстраивается по пустякам, горячится и через это вытворяет разные эксцессы. Скучный — на полу никто не лежит. Крики, возгласы, дамские слезы. Актеру Лесникову последнюю башку чуть не оттяпали. 

Егор Лесников,актер:
«Есть у нас несколько рассказов — игровые, где идет настоящая комедия дель арте со всеми законами, с импровизацией, где вступает наш язык. Где-то идут пластические решения, о которых писал Михаил Михайлович, и мы их прямо и явно иллюстрируем со своей стороны своей формой, а где-то вступает в силу язык Михаила Михайловича, и мы прямо ничего не делаем».

Можем ножом хирурга, так сказать, разрезать ткань поверхности.  Под ней сам Зощенко, одна и та же его маска — бодрого дебила, под которой человек ищет последнее прибежище на задворках полицейского государства. Говорят, против зла наилучше действует искусство. Театр. Или карусель. Студия с музыкой. Вот и умная парнишечка через это Бродского приплел. Дескать, от того, что никто у нас никого не уважает, и общества нет. Все объяснил в конце, не соврал. Жаль, от Зощенко только буковки разлетелись. 

Вячеслав Резаков,корреспондент:
«Кто скажет: вот ведь какие зрители бывают, его, подлеца, в зал впустили, а он на все самокритику наводит. Оно, конечно, что: что оно, конечно, каждый говорит, что хочет. У каждого свои любимые авторы. Бродский, Гумилев, Монеточка. В золотом фонде мировой литературы не бывает плохих вещей. Стало быть, при всем арапстве, которое иной раз бывает то там, то тут, есть абсолютная справедливость. И эта идея в свое время торжествует. И, значит, ничего не страшно, и ничего не безнадежно».