С того момента спор двух столиц, разность двух регионов и антагонизм их жителей стал только увеличиваться. О взаимоотношении двух столиц рассказывает Павел Никифоров.

Юрий Зинчук, ведущий: «Давайте продолжим эту тему, только рассмотрим ее немножко с другой стороны. Но для начала назову вам лишь одну цифру. Если верить официальным сведениям, то
"Газпром", перечисляет в бюджет Москвы, в зависимости от своей прибыли, от 150 до 160 млрд рублей. И теперь этот кусок пирога, после переезда "Газпрома" в Петербург станет частью нашего бюджета. То-то разгуляемся, хочется сказать. Но это отчасти и справедливо. Ведь мы Москве в своё время отдали большее. Например, на этой неделе исполнилось ровно 99 лет с того момента, как наш город лишился статуса столицы страны. 99 лет Столица нашей родины – Москва. 99 лет – это самое время подвести итог, а как отсутствие столичных функций изменило наш город. И стоит ли нам сожалеть или радоваться этому историческому выбору страны? Но первый вывод можно сделать сразу. С момента переезда столицы, различия в стилистике речи, манере одеваться, в модели поведения и даже во взглядах на жизнь между нами стали более заметными.

А так ли это важно? И что мы обрели с потерей столичного статуса? От "Питера до Москвы", или от "Москвы до Ленинграда и обратно до Москвы" – продолжит цитировать Павел Никифоров».

Павел Никифоров, корреспондент: «От этого непримечательного места за Московской заставой — станция грузовых поездов "Цветочная" – и начался переезд столицы. 10 марта ровно в 10 часов вечера без света в вагонах с этой станции тронулся секретный поезд №4001 с Лениным, золотым запасом и госархивом внутри. Спустя ровно сутки этот поезд остановился на Николаевском вокзале в Москве».

До самого последнего правительство нового советского государства убеждало всю страну, что столицу переносят временно. Что это связано исключительно с приближающимся к невским берегам немецким фронтом. Что Петроград по-прежнему остаётся главным городом, где стала возможна и произошла революция. Но как писал Андрей Белый за несколько лет до событий 1918: «Если же Петербург не столица, то нет Петербурга. Это только кажется, что он существует».

Лев Лурье, историк: «Он стал другим, так же, как и Москва стала другой, когда Петр I перевез столицу. Он постепенно начал как-то чувствовать себя по-новому и ощущать себя другим, не сразу конечно, но думаю, что к середине 20х это уже произошло».

И ощущение себя как другого с этих 20-х только усиливалось, разводя уже Ленинград и Москву всё больше в разные стороны. Причем это не антагонизм, как, например, между Барселоной и Мадридом. Это скорее разница, как между Каталонией и Арагоном.

Лев Лурье, историк: «Я думаю, что, конечно же, в Петербурге жизнь много комфортнее и спокойнее, чем в Москве, но много беднее. Но москвичи, да не только москвичи, уезжают жить в Кампучию, Таиланд и вообще занимаются дауншифтингом, в Гоа, да? Так что Петербург для Москвы – это такой Гоа, в котором не нужно говорить по-английски, а можно говорить по-русски, где тоже очень красиво».

Олег Бурьян как раз такой московский дауншифтер, который буквально сбежал из оков столицы нашей родины. Художник, чьи скульптуры стоят на набережной Венеции, оставил семью в первопрестольной и, выкупив под мастерскую бывший гараж во дворах Адмиралтейства, переехал в Петербург.

Олег Бурьян, художник: «Тут надо уточнить. Я переезжал из Марьиной рощи, из Чертаново, а переехал я в центр классического Петербурга. Это тоже имеет значение. Наверное, если бы я жил на бульваре в Москве, то, наверное, меня бы эти кольца московские не отпустили, они окружали и держали меня 35 лет».

Первое время Олег жил на два города, на две столицы, все время навещая семью. Дети росли, поездки становились реже, а понимание, почему московский художник переехал жить в Петербург, становилось с каждым годов всё четче и ясней.

Олег Бурьян: «Уж коли суждено в империи родиться, то лучше жить в провинции у моря. Сейчас я так буквально и делаю, я из Адмиралтейства езжу в Сестрорецк, прямо на берегу залива я сделал мастерскую из гаража».

Вольтер говорил, что Петербург построен на мочке уха России. И к этой мочке ведёт самая загадочная и метафизическая дорога страны. Её в подробностях описывал Радищев. Её воспевал Кинчев. Она соединяет, по сути, несоединимое и совершенно несовместимое. От Питера до Москвы – вроде как от Южной до Северной Кореи — всего ничего по расстоянию, но пропасть по восприятию. Может именно поэтому петербуржец Максим Леонидов предпочитает добираться от Питера до Москвы не по трассе, а все же на поезде?!

Максим Леонидов, музыкант: «Есть что-то мистическое в пути между Петербургом и Москвой, потому что ты там вроде как нигде. Тебя нет в это время, ты выпадаешь из жизни».

А как обстоят дела с самой музыкой? Есть ли чисто петербургские или абсолютно московские песни?

Максим Леонидов, музыкант: «Есть песни питерских авторов, которые так пронизаны Петербургом. Да я по себе знаю, на самом деле. Потому что Питер в моих песнях всегда присутствует, даже если я пишу не про Петербург, а напрямую про Петербург у меня песен то и нет, но он всегда есть, как неотъемлемая часть меня. Он всегда во мне и со мной и соответственно в моих песнях».

Причём эта формула применима не только к музыкальным текстам, но и к литературным. Между петербургским и московским романами точно такая же пропасть. Андрей Аствацатуров автор сугубо петербургских текстов. Герои «Осени в карманах» и «Людей в голом» – это название книг писателя — люди, ушедшие в себя и ведущие все время диалог с городом. Московские же романы этого диалога лишены напрочь.

Андрей Аствацатуров, писатель: «Вот эта ощущение весны из замечательного фильма "Я шагаю по Москве", все эти замечательные московские повести Трифонова, это всё можно, безусловно, перенести в другой город. И роман "Мастер и Маргарита" Булгакова. Все эти московские тексты — где же там Москва? Она действительно там есть, но она там как-то между строк, она как-то сигналит. Москвичи чувствуют, что это Москва, филологи чувствуют, что это Москва. Но мы не чувствуем, что это Москва».

И, скорее всего, это возникает из постоянного изменения Москвы и абсолютной не изменчивости Петербурга. Со времен той же «Мастер и Маргариты» столица изменилась до неузнаваемости. А имперский Петербург со времен Достоевского все тот же строгий, стройный. Но без друг друга всё равно невозможно. Две столицы своим спором дополняют себя и совершенно немыслимо, чтобы этот спор когда-нибудь утих.