ЮРИЙ ЗИНЧУК, ведущий программы «Пульс города»:
«Ну, а теперь переходим к одной очень резонансной теме, которая очень взволновала многих петербуржцев. Дело в том, что многие заметили, как из залов Кунсткамеры вдруг куда-то стали исчезать знаменитые уродцы, которых собирал ещё сам Пётр I. Вот одно из любительских видео, которое прислали нам телезрители. Пришли в Кунсткамеру посмотреть на эти завораживающе страшные экспонаты, а их нет на привычном месте. Как так? Первый музей России. Концепция царя основателя Кунсткамеры была очевидна и понятна. Цитирую по тексту документа указа.  Итак, 13 февраля 1718 года оглашен именной указ Петра I «О передаче родившихся монстров в каждом городе коменданту и о назначении за них платы и о штрафе за утайку». Плата за приносимых уродов составляла: человеческие – по 10 рублей, скотские и звериные – по 5, птичьи – по 3 рубля за мертвых.» Конец цитаты.

Вот какие указы были у главы государства раньше! Более того, само название «Кунсткамера» переводится как «кабинет редкостей». То есть место, где хранится что-то редкое, аномальное, необычное. Куда делись уродцы в банках? Такими вопросами запестрели комментарии в социальных сетях относительно нынешней экспозиционной политики, проводимой руководством Кунсткамеры. Нас тоже заинтересовала эта тема. Но мы не стали писать возмущённые комментарии в соцсетях. Мы решили обратиться к руководству музея и спросить всё напрямую. Куда делись уродцы в банках? И заодно давайте посмотрим, чем живёт сейчас этот уникальный музей. Первый музей России. Антон Цуман вернулся из Кунсткамеры и вот, что он там увидел».

Во времена Петра это слово переводили как «Кабинет искусства». Кабинет творений, редкостей из разных уголков мира. Личные коллекции диковин, которые показывали только дорогим гостям. Это было модно. Поэтому неудивительно, что Пётр сначала сам собрал свой кабинет редкостей, а потом сделал то, что до него никто не делал. Сделал его публичным, открытым для всех. И стал активно пополнять.

И именно анатомическая коллекция стала одним из краеугольных камней, по сути, первого  российского музея. Её Пётр I выкупил у голландского анатома Фредерика Рюйша за баснословные 30 тысяч гульденов. Для справки, это стоимость двух полностью снаряжённых фрегатов тех времён. Но Пётр знал истинную цену и цель этой покупки.

А в наши дни анатомическая коллекция, купленная и дополненная Петром, по сути, сама по себе стала тем «цукербродом», который и заманивает посетителей в Кунсткамеру. И неудивительно, что многие из посетителей забеспокоились, не обнаружив её на привычном месте и в привычном масштабе. Сократившись всего до трех десятков колб весьма скромно представлена в нише основания башни, где по новой логике отображена именно Петровская кунсткамера. Руководитель экскурсионного отдела Екатерина Шерстенникова объясняет такой, говоря научным языком, секвестр новыми акцентами в общей музейной экспозиции.

Всё это часть масштабных процессов под названием реставрация и реэкспозиция, которые были начаты три года назад. Да, теперь у Кунсткамеры появился и зал, посвящённый Ломоносову. В подвале – экспозиция, посвящённая жизни музея в годы блокады. Совершенно по-новому засияла башня, в которой располагается жемчужина коллекции – подаренный Петру I Готторпский глобус.

Но большой общественный резонанс вызвала именно реэкспозиция Имперского зала, он же зал Барокко, где колбы Рюйша и Петра сменил Парад Народов и дипломатические дары разных государств правителям России. Которые до этого, к слову, ни разу не выставлялись. Да, если процесс реставрации финансируется федеральным бюджетом в лице Министерства Высшего образования и Науки, которому и подчиняется музей, то скромная золочёная табличка в Имперском зале поясняет, что в реэкспозиционном процессе ему содействует крупнейшая российская газовая корпорация.

Директор Кунсткамеры академик Андрей Головнёв, стоящий у штурвала музея уже больше 8 лет, объясняет новое положение анатомической коллекции как возврат к истокам. Ведь даже за последние 150 лет она совершила настоящее путешествие по музейному зданию.

Всю вторую половину 19 века анатомическая коллекция была доступна исключительно специалистам и не экспонировалась вовсе. В ранний советский период она выставлялась в верхней галерее зала Барокко и лица до 16-ти к просмотру не допускались. В 60-х её переместили в самый центр – в основание башни. И только в начале 21 века ей был отдан целый зал на втором этаже.

И вот она снова вернулась в основание башни. Поэтому на критику оппонентов, мол, новая концепция перечёркивает замысел царя-основателя, директор музея парирует. Нет, не перечёркивает, а, наоборот, подчёркивает.

Но, судя по последним отзывам в интернете, такой подход разделяют не все.

Да, проверить, стоят ли за отзывами реальные люди довольно сложно. Поэтому проведём небольшой эксперимент. Спросим, а в поисках каких впечатлений посетители идут в Кунсткамеру? И не в интернете, а прямо у входа.

Мнения разделились почти поровну. Много тех, для кого музей – это все диковинки мира и атмосфера. Но немало и тех, кто идёт именно ради анатомического собрания. Поэтому неудивительно, что многих из них интересует, а что сейчас с теми экспонатами, которые не попали в обновлённую экспозицию?

Хранители анатомической коллекции о своих подопечных говорят с трепетом. Лишний раз стараются даже не трогать, лишь изредка доливают особый бальзамирующий состав, стараясь не повредить тончайший конский волос,  благодаря которому они фиксируются в середине колбы. Секрет композиции анатома Рюйша.

Каждому из более чем тысячи анатомических препаратов – свой шифр в специальном государственном каталоге и своё место на полке. Как что-то тут может пропасть! Но это лишь самая малая часть поистине огромного собрания Кунсткамеры.

Вот так, с точностью до единицы главный хранитель Наталья Копонева может ответственно заявить о количестве, как говорят музейные работники, единиц хранения. Или проще – фондов. Которыми кунсткамера продолжает и продолжает пополняться, как завещал Пётр I. Только принципы, по которым формируются фонды, несколько изменились за три века.

Сейчас далеко не каждый посетитель вспомнит, что Кунсткамера в первую очередь – научный музей. И официальное его название – Музей Антропологии и Этнографии. Но именно здесь положено начало целой плеяде известнейших научных музеев России: Зоологический музей (1832 год), Ботанический музей (1823 год),  Минералогический музей (1836 год), который позже получил имя академика Ферсмана и переехал в Москву. Не говоря уже о Египетском зале Эрмитажа (1940 год). Список можно продолжать и продолжать. Так же, как и сегодня, в мастерских Кунсткамеры продолжается научная и реставрационная работа.

В руках художника-реставратора Дмитрия Волжина образец исинской керамики. Чайник, созданный на территории современного Китая в 19 веке, готовится к тематической выставке, которую вот-вот должны открыть в Эрмитаже. Которому Кунсткамера, если переводить на язык человеческих отношений, по сути, родная мама.

Так Кунсткамера становится чем-то большим, чем её историческое здание на Университетской набережной. Она выходит за пределы своих стен. Например, рецепт того самого «цукерброда», с которого мы начали наш репортаж, под чутким руководством сотрудников музея сейчас пытаются возродить в одном из ресторанов Васильевского острова.

Шеф-повар Сергей Михалёв поясняет. Судя по набору продуктов, для 18 века блюдо было, скорее, праздничным, не повседневным. Что-то вроде нашего русского пряника или кулича. Только с заграничным колоритом. Одним словом, даже по современным меркам диковинка, привет из петровской эпохи.

Но сегодня, в 21 веке, искушённого посетителя в музейные залы одним лишь «цукербродом» не заманить. Важно не только, что показать, но и как показать. Быть не просто экспозиционной площадкой, но и ответом на вопросы.

Да, современный музей не может и не должен быть незыблемым как застывший в янтаре. Он должен жить, меняться, дышать. И реставрация, и реэкспозиция для нашей Кунсткамеры, безусловно, благо. Но и тех, кто так болезненно реагирует на эти перемены, тоже можно и нужно понять. Ведь это касается одной из первых коллекций первого музея страны. Города-музея под открытым небом под названием Санкт-Петербург.