Я думаю, многие забыли, что этот человек сделал для русской жизни, для русской истории. Молодёжь нечасто обращается к его творчеству.
Всё время думаем о молодом поколении, которое придёт на спектакль. Зачем это сейчас, а про что это? Близко ли? Думаю, и в молодёжи всё равно сидит этот генетический код русского человека. В плане чего — выживания в невыносимых условиях.
Саму историю мы строим таким образом, что у нас два Игнатьевича. Мы прекрасно понимаем, что это сам Александр Игнатьевич Солженицын. Один — очень пожилой, и молодой — того возраста, когда эта история происходила. Главным образом историю рассказывает человек в возрасте, который подводит итоги жизни. Он всё время передаёт нить рассказа себе молодому.
Мне кажется, тут надо понять, насколько по-хорошему, Солженицын был болен Россией. Насколько в нём вибрировала и трепетала эта тема — о русской женщине, русской деревне, о русском народе.
Наше главное желание, стремление — ни в коем случае не делать конкретно спектакль о советской деревне. Может, это громко звучит, но это притча, житие о русской бабе, на которой всё держится.
Как в России без креста? Поэтому мы сделали такой перекрёсток, крест, дорогу. Крест, обозначающий железнодорожный переезд, где Матрёну раздавило.
Вначале я дико ошиблась, я пошла по пути ватников. Мне показалось, что если их сочинить и сделать, то я что-то через это прошью. Мы напокупали их в огромном количестве, но мне они не пригодились. Мы ушли в какую-то простоту, и мне кажется, мы выиграли.
Если у нас получится это произведение, это будет большой вклад в нашу театральную жизнь.
