Появление на экране народного артиста РСФСР для зрителя чаще всего означает историю о чем-то близком, своем, нарочито внешнем и глубоко подспудном, очевидном и невыразимом. Родном. Понятно, что сам себя Михайлов на этот парапет никогда не ставил: не думал — не гадал — нечаянно попал. Как-то так пошло с фильма «Мужики!». Гренадерского роста, косая сажень в плечах. Крупный план — скуластое открытое лицо, прямой взгляд бесхитростных глаз. Вся вот эта физиогномика уже настолько кажется очевидной, что сегодня уже не скажешь — то ли сам он так точно подходит для изображения нашего характера, или наоборот, его портрет стал эталоном, и по нему калибруют галерею национальных образов. Разумеется, не только внешне.
Михайлов признавался, что в тех же «Мужиках» играл самого себя, и позже ни разу ради роли не поступился своими жизненными принципами. А жизнь, как там легендарное «Эх, Вася, Вася!». «Любовь и голуби» не случайно так любят, так часто вспоминают. Да и сам он. Помните, Вася Кузякин едет на море, открывает дверь, и – бултых. Ученик корабельного моториста, электромеханик со швейной фабрики однажды увидел на сцене чеховского «Иванова» и – пропал. Это не роли – это судьба.
