Прошло ровно 15 лет со дня самой страшной катастрофы подводного флота России. Чему научила нас трагедия АПЛ «Курск» и о чем мечтают уже выросшие дети погибших героев-подводников – в репортаже Алексея Михалёва.

Юрий Зинчук, ведущий: «На этой неделе исполнилось 15 лет со дня гибели АПЛ "Курск". Поминальные церемонии прошли на Серафимовском кладбище и в Николо-Богоявленском соборе. С августа 2000-го Петербург навсегда связан с далеким Видяево. Произошла катастрофа во время боевых учений, в 175-ти километрах от Североморска. Но именно Петербург и ЦКБ "Рубин" стали своего рода штабом, в котором разрабатывалась уникальная операция по подъему крейсера и тел погибших моряков. 118 членов экипажа. Как уже официально было объявлено военной прокуратурой, причиной катастрофы стал несанкционированный взрыв так называемой перикисной торпеды. Перикисной она называется потому, что в качестве топлива там используется страшная по своей силе смесь перекиси водорода и керосина. От взрыва сдетонировал весь боекомплект корабля. Почему взорвалась перекисная торпеда, установить так и не удалось. Вся страна помнит строчки письма 27-летнего капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова, которые стали символом мужества наших моряков. Помните, начиналось оно так: "Здесь темно писать. Но на ощупь попробую". И заканчивалось словами: "Всем привет. Отчаиваться не надо". А что сейчас изменилось за эти 15 лет? Какими сейчас аварйно-спасательными средствами обладает наш флот? Чему научила нас эта трагедия? И о чем сейчас мечтают уже выросшие за эти 15 лет дети погибших героев-подводников. Об этом в специальном репортаже нашего обозревателя Алексея Михалёва».

Счастливые сын и его мать в наброшенном на плечи офицерском кителе. Воплощенная радость оттого, что продолжена морская династия и традиция семьи жива. Вот — просто память о годах курсантского братства. Впереди целая жизнь и долгожданная служба подводника. Сергею Ерахтину повезло больше других: у него не только золотые погоны, но и замечательная дочь.

Кристине Ерахтиной на момент катастрофы «Курска», в которой погиб её отец, едва исполнилось полтора года. Оказывается, это не так мало.

Кристина Ерахтина, дочь старшего лейтенанта Сергея Ерахтина: «Папу я помню. Как он играл со мной». 

Марина Митяева растила сына более 20 лет. Но едва успела увидеть его взрослым, достигшим своей мечты.

Марина Митяева, мать старшего лейтенанта Алексея Митяева: «Я сына практически не видела в офицерской форме. Только на выпуске. Потому жизнь пустая стала».

Вячеслав Щавинский — опытный подводник, потомственный моряк. Единственный раз он мог повлиять на выбор своего сына, когда тот решал, оставаться ли ему служить на «Курске».

Вячеслав Щавинский, отец капитана III ранга Ильи Щавинского: «Я жалею, что он совета моего не послушал. На повышение предлагали, а он не пошел. Это судьба».

На Серафимовское кладбище они приходят каждую неделю. Со стороны может показаться, что встретились близкие родственники. Минувшие 15 лет боли не притупили. На могильном камне Дмитрия Колесникова по-прежнему не указана точная дата смерти: близкие считают, что погибли моряки не сразу. Эту версию не разделяет Игорь Курдин, который добивается ответа на другой вопрос: как могло случиться, что на месте катастрофы не оказалось спасателей, корабли которых обязаны барражировать в районе учений?

Игорь Курдин, председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников: «Единственное ходовое судно "Михаил Рудницкий", предназначенное для спасения затонувших подлодок, находилось у причала в Североморске в повседневной готовности, а командир ушел собирать грибы».

Спасательная операция все 15 лет — одна из самых болезненных тем. В том числе для тех, кто участвовал в ней в первые дни, безуспешно пытаясь проникнуть в 9-й отсек. А позже поднимал из затопленной лодки тела погибших моряков.

Андрей Звягинцев, участник операции по подъему лодки К-141 «Курск»: «И у нас в душах, и у командования теплилась надежда, что наша задача будет вывести, может быть, раненых, но живых на поверхность».

Оказалось, что с 1989 года в стране не было заложено ни одного судна для спасения подводников. И вот буквально на днях из Санкт-Петербурга в Атлантику отправился на ходовые испытание суперсовременный спасатель «Игорь Белоусов», построенный на Адмиралтейских верфях. Он оборудован вертолетной площадкой, колоколом для спуска водолазов на глубину 450 метров, глубоководным аппаратом «Бестер», который способен разгребать завалы и перерезать тросы, барокомплексом и операционными. Аналогов таким судам в мире нет. 

Алексей Михалёв, обозреватель: «Впрочем, "Игорь Белоусов" — это примета новейшего времени, эпохи после "Курска". А вот — современник трагедии. Ныне храм Милующей иконы Божией Матери возвращен законному владельцу, РПЦ. А прежде, в течение 80 лет, в нем располагалось старейшее в стране учебное заведение по подготовке подводников: с тренировочным бассейном, барокамерой и колоссальных размеров шахтой для отработки аварийных всплытий. О том, насколько всё это морально устарело, задумались только после гибели "Курска"».

Это кадры художественного фильма «72 метра», снятого по одноименному рассказу петербургского писателя Александра Покровского. Полная мистических совпадений история: и ложится лодка на 100-метровой глубине, и написан рассказ в августе, ровно за год до трагедии, причиной которой Покровский считает пренебрежение инструкцией. Ведь экипаж «Курска» не готовили к стрельбам таким типом торпед.

Александр Покровский, писатель, подводник, капитан II ранга запаса: «Все обещают нам сенсацию, какую-то тайну. Но мне кажется, тайна в том и состоит, чтобы к людям своим относиться бережно. И если сказано в организации службы, что она должна быть такая-то и такая-то, то начальство нарушать ее не имеет права».

И только в жизни матерей 15 лет не изменили ничего. Мы видим на памятниках портреты героев-мужчин, а для них они по-прежнему дети.

Лидия Панарина, мать старшего лейтенанта Андрея Панарина: «И всякий раз, когда он приходит во сне, он всегда в парадной форме, всегда улыбается. Истинно верующие говорят, что это хорошо. Значит, он умер безболезненно». 

Марина Митяева, мать старшего лейтенанта Алексея Митяева: «Начинается август, и наваливается тяжесть. Я чувствую вину, что отпустила сына в такую профессию, что не сберегла».

Кристина Ерахтина, дочь старшего лейтенанта Сергея Ерахтина: «— О чем бы вы хотели поговорить с ним?

— С папой? Обо всем, что таится на душе. О чем говорят дети со своими отцами. Этих разговоров не хватало в детстве».

Это достаточный аргумент для того, чтобы трагедия «Курска» не повторилась впредь нигде и никогда. И чтобы память о жертвах оставалась живой — независящей от официальных церемоний и траурных дат.