Резо Габриадзе – автор сценариев к фильмам «Не горюй», «Мимино», «Кин-дза-дза», основатель знаменитого Театра марионеток в Тбилиси, создатель петербургских памятников Чижику-Пыжику и Носу майора Ковалева. Человек, талант которого сложен из причудливых и неправильных по форме граней. Как та самая башня его театра в Тбилиси. Из маленьких наблюдений и больших жизненных премудростей, из трагического и смешного.
На Новой сцене Александринки поставили пьесу Резо Габриадзе «Какая грусть, конец аллеи…». Исполнительница главной роли в этом спектакле Ольга Белинская говорит: «Все мы становимся лучше, когда встречаемся с творчеством Габриадзе». Стал ли лучше Вячеслав Резаков, побывавший на премьере, – сейчас узнаем.
Конечно же, памятник, знай свое место! Где поставили там и стой! Держи при себе свое мнение! Иначе это просто комедия, глядеть, как три надгробные фигуры спорят с мертвыми и живыми: о жизни, любви, красоте. Драматург Резо Габриадзе не раз подчеркивал, что ему как-то сподручнее иметь дело с куклами, нежели с живыми актерами, возможно, в этом причина, что герои пьесы – не люди, но фигуры людей.
И столь же макабрическим выбрано место действия. А куда еще может вернуться из лагерей бывшая актриса? На кладбище-пепелище своей прежней жизни, пришедшейся на годы сталинского террора, где ждут лишь покойные: муж, друг-актер, некто вообще не отсюда. Все поросло быльем, все забыты незаслуженно, но прочно. Последний ломоть гаснущего мира. Декорации из «Травиаты» перетекают в кладбищенские.
На новой сцене Александринки подчеркивают саму тщету всех попыток, любой попытки театра объять ситуацию жизни. Вместе с главной героиней здесь, на кладбище, в саду тления, как говорят поэты, в итоге оказывается сам театр, топчущийся в нерешительности перед ситуацией времени. В частности, той части истории страны. Сквозь привитый годами «ужас-ужас» начинают проступать подлинные объемы жизни, а проверенных решений нет. Вот и пьеса о покойниках заявлена как комедия. Не о тех временах – смешно, какие забавные штуки выкидывает время, перелицовывая сюжеты.
Не памятники, но память. Строители новой автомагистрали убирают фигуры с кладбища на новое место, придумывают им новый смысл. Забытый актер получает в руки дирижерскую палочку и подпись «Чайковский». Что ни говори, видишь истукана, озаглавленного известным именем, в душе что-то шевелится, а забвение не рождает отклик. Никакой.
Габриадзе принес непривычный ориентализм. Не грузинский. Со сцены веет американской драматургией южной школы. Холодок фамильных склепов, голоса чернооких красавиц, умерших родами и полковников, расстрелянных за мятеж. Атмосферная эпика смерти придает убедительности словам об ускользающей красоте жизни, в потоке малозначимых сцен, которые проносятся, согласно легенде, перед глазами в последние мгновенья.
Красота по-американски? Почему же тогда только так, с замогильной интонацией получается и у нас говорить о хорошем, как у Чехова со случайным попутчиком, зная что уезжаешь навсегда? Русско-американский писатель когда-то написал, что жизнь – это и есть сплошное прощание с предметами и людьми, не обращающими внимание на этот горький безумный прощальный привет.
