У Конан-Дойля есть рассказ, в котором Шерлок Холмс читает «Братьев Карамазовых» и приходит к парадоксальному выводу: убийцей отца был младший из братьев, Алеша. Знаменитый сыщик приводит очень убедительные доводы, при том, что он наверняка не знал, что сам Достоевский в третьей, так и не написанной части, собирался сделать Алешу народовольцем и убийцей царя-батюшки. Вот такая посмертная жизнь героев, эволюция литературы.
Неизвестно, были какие-то планы на героев повести «Степь» у Чехова, но его светлого и доброго Егорушку Юрий Мамлеев уже в своем рассказе сделал Ваней Гадовым, также парадоксально зло трактовав его судьбу. Эволюция продолжилась. В опере «Проза», которую показали в рамках программы «Золотой маски» в Санкт-Петербурге, встречаются и переплетаются оба текста, музыка и подробная видеоинсталяция. Мало сказать, что это парадоксальный и сложный спектакль. Послушаем, что скажет о нем Варвара Федорова.
«Егорушка почувствовал, что для него исчезло навсегда все то, что было пережито; он опустился в изнеможении на лавочку и горькими слезами приветствовал новую, неведомую жизнь», – пишет Чехов. Жизнь в жестоком мире людей, которая к 17 годам превратит его в негодяя из рассказа Юрия Мамлеева, – подхватывает классика композитор и с недавнего времени режиссер Владимир Раннев. Его опера «Проза» написана для одиннадцати вокалистов и одного сценографа: артисты одномоментно пропевают текст Чехова и становятся частью видеоряда, воплощая персонажей Мамлеева – семью, усыновившую убийцу собственной дочери. Словом, канва сложно переплетающихся смыслов тщательно замаскирована под театр абсурда.
Марина Алексеева,художник: «Я думаю, что это сложно неподготовленному зрителю. И люди уходят иногда, потому что идет такой натиск, что не каждый может это выдержать. За час зритель не потеряет много крови, но получит много новых ощущений».
Сценография Марины Алексеевой – как злая фурия. С первых секунд спектакля набрасывается с кулаками и не ослабляет хватку до окончательный победы над зрителем. Современная академическая музыка – как экзотическое блюдо, во вкусе которого мы не чувствуем ни одного знакомого ингредиента. Стремительный темп лишает нас возможности понимания произносимых слов, порождает ощущение надвигающейся катастрофы. И, наконец, сам текст Мамлеева – главный герой актуального театра. Жесткий и подчеркнуто бытовой, он венчает композицию о бескомпромиссном торжестве зла.
Владимир Раннев,композитор, режиссер: «Егорушка не просто приспосабливается, он побеждает этот мир, став Ваней Гадовым, став еще страшнее этого мира. На мой взгляд, именно плохие люди определяют общий социальный ландшафт. Об этом, в общем-то, и вся печальная и сложная наша русская литература».
Тем не менее, у зрителя, которому актуальный театр пока в новинку, возникает немало вопросов. Как, не зная ни Чехова, ни Мамлеева наизусть, разобраться в приключениях мыслей авторов? Где находятся внутренние точки соприкосновения смыслов двух текстов и музыки? И как дешифровать сценографию?
Дмитрий Ренанский,театральный критик: «Знаете, кто реагирует лучше всего на современное искусство? Дети! Потому что они не пытаются сочетать смыслы и вникнуть в какое-то сложное содержание. Они считывают эмоцию, которую современное искусство несет».
Трансформация жанра в «Прозе» возвращает к театру Брехта, который требует отчуждения не от актеров, а от самого зрителя. Эксперимент, в котором читается попытка передачи ощущения процесса, чтения сценическими средствами. Опасность состоит лишь в том, что иногда такие сложные эксперименты отстраняют зрителя от современного театра.
