Леонид Алимов, актер театра «Балтийский дом», в последнее время все чаще выступает в амплуа режиссера. Начав с постановок на родной сцене, он понемногу расширяет собственную профессиональную географию. Для дебюта в театре имени Комиссаржевской режиссер Алимов выбрал очень непростой материал — «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. Всего 12 актеров, занятых в спектакле, проживают на сцене целую жизнь. Подробности у Вячеслава Резакова.

Доктор Живаго впервые появляется на сцене вот так, в словах девочки, читающей программный стих Пастернака. Рожденная в минуту слабости мольба избавить от судьбы, дарующей бессмертие.

А дальше – все о том же. Весь спектакль — лишь более подробная хроника преодоления смерти на примере интеллигента, щурящего близорукие глаза на пламя русской революции. Горел и был страданьем светел, но без него, все простившего страданья. Уже нет смысла перекрикивать вой исторической бури, в зале спокойно и четко раздается голос посмертного бытия Юрия Живаго.

Вернее голоса. Леонид Алимов превратил роман в многоголосицу рассказов от первого лица. Число избранных персонажей — 12. Апокрифы о человеке, только лишь ради высокой участи которого и закрутился кровавый водоворот революции. Слово получат все: и убийца, и блудница. Каждый причастится крови и плоти созданной ею стихов, а значит будет спасен.

Змей, дева и спасающий ее рыцарь — так свою «сказку» о революции, России и своей жене декламирует красный командир Стрельников. Не то Котовский, не то Маяковский, его бритый налысо череп, наброшенный на плечи пиджак, шарф заброшенный за горло. С поэтом-трибуном революции принято сопоставлять персонаж, как и вообще искать скрытые смыслы в общепризнанном шедевре символизма. Над всей Россией сорвало крышу, и все в ней оказались под одним небом. 

Нарисованный Пастернаком образ на сцене не просто усилен. Железных крыш авторитетный тезис здесь поставлен ребром. А вместе с ним в перпендикуляр завалилось и небо. Дойдя до конца света, как странник на средневековой гравюре, герои пытаются заглянуть за свинцовый небосвод, уже пробитый тысячами пулевых отверстий, горящий мириадами свечей. Со слоновьей грацией бронепоезда ездит по сцене, то сдвигая людей к самому краю существования, то отступая.

Пастернак ведет к мысли, которая казалась крамольной тогда и кажется сейчас. Все до последней муки самого героя, его окружения, все до одной трагедии русских революций были нужны, а цель их — миг передышки, любви и вспышка творчества поэта. Такая вот странного вида оптимистическая трагедия, в которой гибнет не герой, а хор. 

Миллионы судеб были выкошены, выстланы соломой под колесо одной лишь истории. Этой. И лишь затем, чтобы у Бога и нас была возможность дочитать хорошие стихи. Немногие готовы признать в этом гуманистический и христианский посыл. Хотя христиане как никто знают, что Бог щедр к тем, с кем он прощается навсегда. И совсем иначе, с кем он еще не закончил.