Трагическую судьбу уничтоженной автором картины о расстреле партизан изучил Алексей Михалёв.

Юрий Зинчук, ведущий: «Мы продолжаем цикл наших специальных репортажей, посвящённых 70-летию Великой Победы. На этот раз мы подготовили материал об одной уникальной картине. Вот в этом абсолютно понятном желании узнать всю правду о войне, мы не только прибегаем к изучению статистики: какова была численность войск, потери воюющих сторон, протяженность фронта, но и пытаемся получить информацию из художественных произведений.

Вот если вспоминать «Летят журавли», «Отец солдата», «На войне как на войне» – сразу перед глазами целая галерея образов. Мы доверяем авторскому взгляду как своему собственному, не задумываясь над тем, в каких пропорциях соединились документалистика и искусство. Как не задумываемся над тем, кто изображен на знаменитом снимке командиром поднимающегося в атаку. А кто он, тот легендарный комбат? Поскольку это невероятно точное попадание в собирательный образ. И изучение живописи времен Второй Мировой – также источник достоверной информации. На эту мысль нас навела трагическая судьба уничтоженной картины Генриха Павловского. Об этом – в материале нашего обозревателя Алексея Михалёва».

Мы, складываем свою мозаику по наитию. Шесть небольших фрагментов – это всё, что осталось от монументального полотна площадью несколько метров. Сохранился, правда, эскиз, но разобрать на нем можно немногое.

Вера Ловягина, хранитель Фонда советской живописи и графики Государственного музея истории Санкт-Петербурга: «История создания этой картины не ясна. Художник не оставил воспоминаний. Вероятно, что это был собирательный образ событий, происходивших на оккупированной территории в 41-42 гг. при наступлении фашистов на Москву».

Картину «Непокоренные» ленинградский художник Генрих Павловский начал писать в послевоенном 46-м. Собирая материал, ездил в экспедиции в район Волоколамска, где в первый год войны сильно было партизанское движение. Но завершенную работу не принял худсовет. В итоге, свой многолетний труд автор уничтожил.

Галина Пышная, совладелец коллекции работ Г. Павловского: «Его порыв разрезать картину сыграл свою роль. Он был огорчен, поскольку ждал признания картины».

Вера Ловягина, хранитель Фонда советской живописи и графики Государственного музея истории Санкт-Петербурга: «Может быть, это был эмоциональный момент. Почему худсовет не принял картину? Возможно, на то повлияло образование в 49-м году ГДР, изменение отношения к восточным немцам».

Одно из возможных объяснений драмы – оценка худсовета. Сочли, к примеру, что образ врага не доработан. Дескать, что это у вас там за неоднозначный персонаж в очках? Вот у Кукрыниксов всё понятно: перевернутая мебель, алкоголь, ворованные картины, безумие во взгляде. Но в том-то и дело, что в обоих случаях художники не солгали.

Виктор Малышев, художник-реставратор Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи: «Так как художник не может комментировать словами, он комментирует образами. Нам не известно, был ли Гитлер в тот момент подвержен панике. Но если мы переведем это на понятийный язык, то окажется, что это правда. Что именно так все и было».

Легко поймать на грубой ошибке или подлоге: завышении или занижении потерь. Но как оценить правдивость жеста, мимики, взгляда? Да и почем нам знать, как обстояло все на самом деле? Даже каноническое, как теперь считается, изображение Суворова 100 лет назад подняли на смех.

Евгений Емельянов, главный художник Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи: «К этой картине много претензий: здесь всё неправдоподобно. Суворов гарцует на краю обрыва, штыки расчехлены. Суриков намеренно это делает, показывая игру со смертью. Они презирают смерть ради идеи».

Картину, правда, лично отстоял император Николай II. А вот полотну Бориса Неменского, несмотря на заступничество Константина Симонова, повезло меньше. «Безымянная высота» – одно из самых пронзительных произведений о Второй Мировой войне. Обвиненная в «абстрактном гуманизме», картина надолго попала в список запрещенных.

Сергей Левандовский, ведущий специалист Государственного Русского музея: «Там взгляд необычный на события войны — там два человека немец и русский… Нам было странно, может быть даже дико видеть, что они как бы уравнены. Захватчик и защитник. Но если посмотреть философски, то это о юности, о гибели людей в расцвете сил».

Эти кадры мы снимали год назад. И надеялись на продолжение интервью, но в конце марта не стало Владимира Никитина – талантливого фотографа и настоящего подвижника, составителя альбома «Неизвестная блокада». Собранные им кадры – бытовые сцены и все те же художественные образы, также подвергнутые цензуре.

Владимир Никитин, автор-составитель альбома «Неизвестная блокада»: «Новый год. В комнате только женщины и дети. Фигурка Деда Мороза. Елочка стоит, но нет главного – нет стола. Потому что есть нечего».

В этом смысле, у живописи преимущество перед фотографией. Для передачи настроения, запаха и даже стука метронома у художника больше средств. Именно тем ценны малоизвестные картины ленинградского художника Бориса Хоменко.

Сергей Левандовский, ведущий специалист Государственного Русского музея: «Эти работы такие экспрессивные, несут ощущение той стужи, голода, холода».

Является ли художественное произведение историческим документом? Ведь на ордене Александра Невского – образ Николая Черкасова, созданный в одноименном фильме. А былинный Илья Муромец пережил века и неоднократно явился под разными именами, не утратив при этом правдивости и документальной точности.

Виктор Малышев, художник-реставратор Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи: «Ведь песня всегда об одном и том же. И матрос Кошка был и во Вторую Мировую войну. Но дух – тот же самый. Возможно, человек не вставал именно так из окопа. Но по сути — это правда».

Годы спустя художественные картины, подобно античным монетам, сохранят образы героев прошлого. И вполне вероятно, что 6 уцелевших фрагментов позволят узнать, кого именно изобразил на своей картине Генрих Павловский.