Трейси Леттс — американский писатель, лауреат престижной Пулитцеровской премии за пьесу «Август: графство Осейдж» и номинант премии этого года. С формулировкой: «за изображение разъедающей токсичности американского общества в прошлом и настоящем». 

У Леттса в Петербурге есть большой поклонник — режиссер Петр Шерешевский. Несколько лет назад он поставил «Август: графство Осейдж» в театре Ленсовета. Теперь — премьера в Камерном театре Малыщицкого. Криминальная семейная драма «Киллер Джо», в которой также токсичности через край, оказалась неожиданно созвучна и российской действительности. Какой ее видел режиссер Алексей Балабанов, его памяти и посвятили этот спектакль. Дарья Патрина продолжит.

«Звездное небо надо мной и нравственный закон во мне». Герои этой пьесы вряд ли когда-нибудь читали Канта. Они – то, что в Америке называется «вайт трэш» или отбросы общества. Жизнь в необразованности и тотальной бедности. Надежда перейти на другой уровень мерцает слабо, как болотные огни. Возможно, они бы смирились, но есть обстоятельства непреодолимой силы. Долги и угрозы. Ради страховки сын и отец решают убить мать и бывшую супругу. Сестра и дочь становится залогом киллеру. Любому понятно, что ничего хорошего в финале такой истории не будет. Вопрос: как именно герои увязнут в трясине и до каких глубин будут способны опуститься?

Ювелирная игра с проекциями, сцена признания как телевизионное ток-шоу, несостоявшийся побег как музыкальный клип. Завеса напоминает сетку-рабицу в зоопарке. Зрителю предлагают просто понаблюдать за чьей-то дикостью. Но актеры слишком хороши, чтобы оставлять безучастными. Карина Пестова – прошлогодняя номинантка «Золотой маски» – выписана Шерешевским из города Серова. Роль Дотти, ставшей заложницей, – ее первая роль в Петербурге.

Вшитая в текст пьесы история о кроликах, заразившихся бешенством, не имеет отношения к сюжету, но убивает в зрителе всякую возможность абстрагироваться. Конец света уже наступает. Впрочем, как всегда. Многоэтажные американские гетто просто моложе лондонского Уайтчепела, но социальное дно с веками меняется мало. Там всегда кто-то есть. Не мы такие – жизнь такая.