В 2017 году была опубликована книга Анны Старобинец «Посмотри на него». Она попала в шорт-лист литературной премии «Национальный бестселлер», а дальше началось. Произведение вызвало не просто споры, а ожесточенные баталии критиков и литераторов в соцсетях. Не обошлось и без некрасивых слов от членов жюри «Нацбеста» в адрес писательницы, ее работу назвали даже «человеконенавистнической». Дело в том, что Анна Старобинец, известная как автор детективов и хорроров для взрослых, написала документальную книгу.

О личном, очень травматическом опыте – Анне пришлось прервать беременность на позднем сроке по показаниям врачей. Накануне на площадке «Скороход» представили спектакль «Посмотри на него». На премьере побывала и сама писательница, и корреспондент Вячеслав Резаков.

Пора, видимо, поговорить о том, что не принято обсуждать. Полная оголтелого оптимизма песенка мушкетеров застряла в ноутбуке лежащей в больничной палате женщины. И в ее памяти. Здесь она готовится к аборту. По медицинским соображениям. На позднем сроке у ее ребенка обнаружена патология почек. Родившись, он сразу умрет. Без вариантов.

Ситуация спектакля  – истерика, которая катится по сцене от одной исполнительницы к другой. Тщетные попытки найти утешение, участие, помощь. C профессиональной отстраненностью журналист Анна Старобинец накладывает персты на свои раны, превратив историю из собственной жизни в хождение по мукам. На сцене абсурдный, как у Кафки, квест по инстанциям и персонам, в галерее которых ярче всех, разумеется, выписаны монструозные врачи. 

По всем лекалам американского документального романа женщина, столкнувшись с бедой, находит силы дальше жить. Но на сцене неожиданно проступает другая очевидность. Современный благополучный человек по-мушкетерски оголтело убежден в том, что ему должно быть хорошо. Запертый наедине с горем, он не припадает к стопам своего Господа и в бреду не сочтет нужным обратиться к друзьям. Где, в интернетах? Он адресует требование гражданскому обществу предоставить ему институции и специалистов, которые его утешат.

На Родине примеров, и правда, не сыскать. За ними героиня отправляется в немецкую  клинику. Но и Запад не предстает светлым раем. Врачи-биороботы и вышколенный персонал демонстрируют высокие технологии участия. Но хорошо тампонированный клавир не заменяет слов: неведомых, глухих, чужих, но быть произнесенными могущих только другим человеком. С этим же посылом спектакль обращается к зрителю. В жизни-то мало кто знает, как вести себя в неловкой ситуации. Ждут очередного шаржа и с облегчением смеются.

Аборты, быть может, и новое слово для театра, хотя обсуждать саму суть ситуации ему далеко не впервой. Любое горе универсально тем, что оставляет человека в одиночестве. Ты рухнул вниз, а все остальные остались. Преступно счастливые, возмутительно безучастные, чтобы ни говорили, не то, не то! У детских гробиков и могил обычно лепечут какой-то беспомощный вздор и пошлость, что они где-то там, наверное, сейчас играют все вместе, а нужно дальше жить. Возможно, по-другому и не скажешь. Но, приходя в театр, мы вправе рассчитывать на утешение, призыв, что-то большее, чем повторение слов. Будучи произнесенными со сцены, они не становятся меньшей пошлостью и вздором.