Петропавловская крепость, Зимний дворец, Адмиралтейство, Исаакиевский собор, Невский проспект — такой плотной и протяженной исторической застройкой могут похвастаться немногие города мира. Вся Центральная часть Петербурга — единый архитектурный ансамбль. И только небольшие угловые скверы — напоминания о войне. Когда-то здесь стояли дома. И неизвестно, как сейчас выглядел бы Петербург, если бы в тяжелое блокадное время на защиту и сохранение уникальных архитектурных памятников не были брошены профессиональные силы.
В конце 30-ых ленинградские архитекторы и сотрудники городской инспекции охраны памятников начали изучать опыт предыдущих разрушительных войн ХХ века. Читали о действиях снарядов, взрывных волн, исследовали опыт Англии, Германии, Италии и Испании. В 40-ом начали разработку маскировочных решений для основных стратегических объектов Ленинграда. В первую очередь для Смольного. Проектом занимался Николай Варфоломеевич Баранов. Уже к концу июля 41-го, всего через месяц после вторжения, Смольный с воздуха выглядел парковой зоной.
Юлия Бахарева,специалист КГИОП: «Над Смольным натягивалась сетка, и к ней пришивались листья, точнее куски ткани, изображавшие листы. Причем листва в зависимости от сезона перекрашивалась».
В Ленинграде, где маскировкой занимались архитекторы, чаще использовался «объемный принцип» — более эффективный, ведь нарисованное не отбрасывает теней. Здания превращали в парки. Продлевали улицы. На крышах возводили макеты домов. Мосты маскировали под руины. В обычном режиме установленные на мостах бутафорские деревянные конструкции не мешали движению транспорта, но во время налетов создавали для летчиков Люфтваффе иллюзию нанесенных мостам разрушений. Так же под руины маскировали вокзалы и нефтебазы, а рядом возводили ложные.
Юлия Бахарева,специалист КГИОП: Пикассо, когда увидел примеры маскировочных расцветок, сказал: «Это то, чем я занимался всю жизнь». Самое главное было — разбить объект на отдельные части, создать иллюзию раздробленности какого-то объекта. Их красили, накрывали сетями, ставили специальные отражающие устройства. Здесь участвовали архитекторы, так же как и в маскировке вокзалов, нефтебаз, кораблей на Неве. Они представляли опасность для памятников, их могли разрушить, что и случилось с особняком Лавалей».
За маскировку кораблей Балтфлота, стоявших в Неве, отвечал талантливейший художник Борис Смирнов. С изумительной изобретательностью он превращал линкоры в жилые кварталы (например, линкор «Октябрьская революция») или расписывал борта военных кораблей под гранитные набережные (линкор «Марат»). Удачная маскировка спасла от разрушений не только боевые единицы Балтийского флота, но и многие архитектурные памятники Ленинграда.
Отдельная глава — маскировка архитектурных доминант. Сиявшие над городом золотые купола и шпили служили для противника удобными ориентирами. Их нужно было прятать. Сразу после начала войны была сформирована бригада, в которую вошли четверо альпинистов — ровно столько, сколько осталось на тот момент в городе: Ольга Фирсова, Александра Пригожева, Алоизий Земба и Михаил Бобров. Первым, еще в августе, замаскировали купол Исаакиевского собора. Красили серой шаровой краской — той самой, которой до сих пор красят военные корабли.
Михаил Бобров,военный альпинист, почетный гражданин Санкт-Петербурга: «Поднялись наверх, поставили стремянку, покрасили быстро «чепчик» золотой, крестик. А дальше привязались к перилам, и каждый четвертушку свою покрасил. Быстро этот купол был покрашен. Еще было 4 звонницы, на это ушло около 10 дней. Погас шпиль Исаакиевского собора — прицельный огонь прекратился».
Однако просто закрасить можно было всего два объекта: купол Исакия и шпиль Петропавловки, золоченные методом гальванопластики. Нежная сусальная позолота остальных куполов и шпилей не выдержала бы последующей демаскировки. Их закрывали чехлами. Огромные куски брезента или парусины, которые кроили и шили в военно-морском училище имени Дзержинского, альпинисты между собой называли «юбками». Шпиль Адмиралтейства начали укрывать 17 сентября.
Высота башни со шпилем — 72 метра. Чтобы поднять брезентовый чехол весом полтонны, задействовали аэростат. С воздуха на верхушку адмиралтейской иглы опустили блок с веревками, альпинисты его закрепили. С помощью блоков подняли чехол. Заодно накрыли мешком декоративные элементы: кораблик, шар и корону. Дальше включились Ольга Фирсова и Александра Пригожева. Они сшивали полотнища, время от времени уворачиваясь от обстрелов. Авианалеты уже начались.
Михаил Бобров,военный альпинист, почетный гражданин Санкт-Петербурга: «Первой попала под обстрел Оля Фирсова. Прямо с Дворцовой площади выскочил «мессершмитт», дал очередь. Пули попали тут и около где-то, в неё не попали. С ней истерика началась уже после. Спустилась, стала плакать, говорит: «Я в лицо видела немецкого летчика». Кончилось благополучно. Но за нами стали уже охотиться. Мы ночью работали».
Шпиль Петропавловки красили последним, уже в декабре-январе, в морозы. При сильном ветре шпиль раскачивался с амплитудой до двух метров. Альпинистам нужно было удержаться в подвешенной на тросах лебедке. Работали по ночам.
Михаил Бобров,военный альпинист, почетный гражданин Санкт-Петербурга: «Поскольку здорово обстреливали не только с бреющего полета, били осколочными снарядами, днем было рискованно работать. Мы днем отсыпались. Как входите в Петропавловский собор — слева могила царевича Алексея, его жены, принцессы Шарлотты, и родной сестры Петра Первого, Марии. На этой могильной плите мы сколотили двери, обшили войлоком, поставили печку-буржуйку. Днем отсыпались — ночью уползали наверх. Приходишь ночью работать, а краска, которую положили — отваливается: морозы сильные».
Всего было замаскировано 25 куполов и шпилей, включая Никольский собор и Михайловский замок (на его шпиле Ольга Фирсова впервые упала в голодный обморок). Двое из отряда, Алоизий Земба и Александра Пригожева, умерли после первой блокадной зимы. Ольга Фирсова и Михаил Бобров дождались победы и прожили долгую жизнь в спасенном городе.
Если подобные обороты уместны, блокадному Ленинграду повезло, что главным архитектором города в начале войны стал Николай Варфаломеевич Баранов, а инспекцию по охране памятников возглавил Николай Николаевич Белехов. Именно они убедили городские власти сохранить учреждения, связанные с архитектурой и охраной памятников.
Юлия Бахарева,специалист КГИОП: «Практически во всех городах при приближении фронта все, кто не имел отношения к промышленности и обороне, ликвидировались, сокращались. В Ленинграде эти люди смогли доказать руководству, что их специалисты в городе нужны — для обороны города и сохранения памятников, архитектурных шедевров».
8 сентября 1941 года — день, когда замкнулось кольцо блокады, и официальная дата первого авиаудара по Ленинграду. С этого момента в городе начинаются масштабные обмерные работы. Прежде всего обмеряют здания, внутри которых расположены важные стратегические объекты: Адмиралтейство, Смольный, Шуваловский дворец. Потом — ценные в архитектурном отношении постройки, не имевшие даже авторских чертежей, например, Михайловский замок. Затем — деревянные строения, которые могли пострадать. И наконец — здания, уже получившие значительные разрушения, такие как Горный институт. Чистовые чертежи готовили в условиях мастерской. На месте — только черновые обмеры.
Валерий Исаченко,архитектор, историк архитектуры: «Нужно быстро зарисовать все четыре фасада задния, сделать обмеры, заранее заготовив специальные цепочки. Всё сделать быстро. Я застал еще архитекторов, которые чуть не погибли во время бомбардировок, занимаясь обмерами памятников».
Юлия Бахарева,специалист КГИОП: «Смертность среди тех архитекторов, которые занимались обмерами, была чрезвычайно большой, поэтому была очень большая сменяемость в бригадах. Это надо было провести практически целый день на лесах без движения. Линейка, карандаш, отвес. Особенно зимой было сложно. Как вспоминают архитекторы, обмерявшие костёл Святой Екатерины на Невском проспекте, внутри было холоднее, чем на улице».
Не менее важными, чем обмеры, были консервационные работы в уже пострадавших зданиях. В октябре 41-го в Ленинграде появляется аварийно-восстановительный батальон. К концу года его силами произведены работы на 16 объектах (Горный институт, дом Адамини, Гостиный двор, Этнографический музей, Адмиралтейство, Кикины палаты, здание Сената, Юсуповский дворец на Мойке). Конечно, не реставрация в полной мере, но архитекторы не давали природе закончить то, что начали фашистские бомбы. Кровли перекрывали, окна заделывали фанерой, сохранившиеся детали архитектурного убранства паковали в коробки. В 43-ем году начали фиксировать плафоны.
С самого начала в состав аварийных бригад входили фотографы или художники. Но нужно помнить, что Ленинград был городом-фронтом, и требовалось специальное разрешение на то, чтобы запечатлеть любые детали быта. Все, что осталось после блокадных лет — фотографии, рисунки и акварели, было санкционировано. Только художники оказывались тоньше социальных заказов. Со времен блокады до нас дошли пронзительные акварели и рисунки Конашевича, Каменского, Милютиной и др.
Валерий Исаченко,архитектор, историк архитектуры: «Каменский создал целую серию акварелей. Это великолепные памятники изобразительного искусства, на которых запечатлено, каким был город в блокадные дни. Это очень хорошие работы».
Елена Соломаха,заместитель отдела рукописей и документального фонда Государственного Эрмитажа: «Вера Владимировна Милютина вспоминала, как она шла по залам Эрмитажа, под ногами хрустели побитые стекла. Залы освещались практически только верхним светом, это были большие просветы. И стены были покрыты инеем — Эрмитаж же не отапливался. И во всем этом была такая страшная, но великолепная красота».
Первые планы восстановления города появляются уже в 42-ом году. Вокруг — война и неизвестность, годы — не только до победы, но даже до снятия блокады. А Ленинград в эти дни живет и думает о будущем.
Валерий Исаченко,архитектор, историк архитектуры: «Создается план восстановление и дальнейшего развития города. Было логично восстанавливать город таким, каким он вошел в мировую архитектуру. Послевоенная ленинградская классика…»
Первый архитектурный конкурс был подготовлен и объявлен отделом охраны памятников. Участникам предлагалось представить проекты восстановления исторических зданий, пострадавших в результате бомбардировок и артобстрелов.
Юлия Бахарева,специалист КГИОП: «Это три объекта: Гостиный двор, Дом у Аничкова моста (Невский, 68) и Гонгутский мемориал (улица Пестеля). Это проекты архитектора Каменского, созданные в 42-ом году. Они были вне конкурсной программы».
В 44-ом году будет официально объявлено, что одним из принципов восстановления Ленинграда является сохранение и продолжение традиций. А городским архитекторам уже тогда, в 42-ом, было понятно: они не станут строить новый Ленинград на обломках прежнего, а восстановят свой город, удивительный и прекрасный — таким, каким помнят его до блокады.
