«Петербургский текст». Сенная площадь

ВАЛЕРИЙ ЕФРЕМОВ, доктор филологических наук:
История Сенной площади как «чрева» Петербурга восходит к 1737 году, когда по приказу императрицы Анны Иоанновны решили обустроить рыночную площадь для торговли сеном. Собственно, с этого момента и начинается соответствующий сюжет петербургского текста. До 30-х годов 18 века на этой заболоченной территории рос Змеиный лес, по легенде кишащий змеями. А посему жители Петербурга не любили сюда захаживать. Более того, вплоть до середины 19 века на площади практиковали телесные наказания воров и мошенников. В 19 веке Сенная площадь окончательно становится «чревом» Петербурга -средоточием криминальных элементов и нищих, антисанитарии, сомнительной торговли и мошенничества. Именно в таком виде её и увековечили Салтыков-Щедрин, Достоевский, Крестовский.

Правильно я понимаю, что когда мы говорим о Сенной площади и Достоевском, здесь может быть два сюжета: с одной стороны, Сенная как место действия романов Достоевского, и Сенная площадь как то место, которое определённым образом печаталось в биографии самого Фёдора Михайловича Достоевского?

МАРИЯ МИХНОВЕЦ. кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Литературно-мемориального музея Ф. М. Достоевского:
Конечно, здесь неразрывная связь между биографией и творчеством. Потому что Достоевский, во-первых, на протяжении 6 лет жил неподалеку от Сенной площади. Естественно, здесь бывал. И кроме того, вот с этим зданием он тоже самым непосредственным образом связан. Это здание Гауптвахты, где Достоевский сидел не за преступление, не за ограбление, не за убийство топором. Правда в том, что Достоевский в 73 году работал редактором журнала «Гражданин». Он не знал о постановлении, о том, что нельзя цитировать слова императора без разрешения его пресс-службы.
С этим же зданием связано несколько мифов. Миф первый — Достоевский на гаупвахте.
Фотография: на нарах 3 человека. Один из них — типаж понятный. Можно подумать — похож на Достоевского. Но это неправда! Известно всего 20 фотографий Достоевского — это всё портреты.
Вторая история: есть воспоминания, в которых описывается о том, что надзиратель узнал, что в списке арестантов Достоевский, кто-то ещё, купеческий сынок Александров некий. Про Достоевского слыхал и даже что-то читал. И хотел узнать, как он Достоевский из себя. Зашёл в камеру и увидел, как режутся в карты взлохмаченные и неумытые Достоевский с Александровым. Надзиратель сказал: «Что вы! Уберите карты!». И Александров сказал: «Фёдор Михайлович, брось в рыло ему эти карты! Пусть отстанет!». И дальше они просят его за водкой сходить. Это вымысел, но основа действительно вот она, перед нами. Каждый день можем ходить видеть и знать, что здесь Достоевский провёл 3 счастливых дня, читая «Отверженных» Гюго.

ВАЛЕРИЙ ЕФРЕМОВ, доктор филологических наук:
Теперь по поводу Сенной в творчестве Достоевского…

МАРИЯ МИХНОВЕЦ. кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Литературно-мемориального музея Ф. М. Достоевского:
Главное произведение его, связанное с Сенной площадью — это, конечно, «Преступление и наказание». Это такой топографический центр романа, символ ложного пути городской цивилизации. Это в духе натуральной школы, это и французский реализм тоже. Но это и реалии города, потому что да, архитектурной доминантой Сенной площади был собор Спаса на Сенной. В романе сколько раз упоминается Сенная — это действительно смысловой центр романа — но ни разу не упоминается собор. Символично в данном случае. А вот все харчевни, трактиры, распивочные — пожалуйста. Мы стоим неподалёку от места, которое тоже упоминается в романе. Это «Малинник» — один из самых знаменитых в определённых слоях Петербурга публичный дом. Это клоака петербургская. В это всё Достоевский погружает Раскольникова. Это пространство подкидывает постоянно время, идеи, ощущения. Жара стояла страшная, суета, толкотня — это всё Сенная площадь. Здесь происходит непризнанное покаяние Раскольникова, когда он приходит поклониться земле, которую он обагрил кровью и ему, естественно, говорят: «Ишь, нахлестался!». Ну какое тут покаяние! Это место как маркер злачного Петербурга.

ВАЛЕРИЙ ЕФРЕМОВ, доктор филологических наук:
В 20 веке Сенная, как и Санкт-Петербург, переживает серьёзные метаморфозы — от полной зачистки от зданий рынка и уничтожения высотной доминанты, Успенского собора, до многократных попыток привести площадь в божеский вид. Сейчас в пространстве Сенной площади вибрирует петербургский текст всех трёх веков. Это и фонтан «Нептун» 1809 года постройки, и трамвайные линии, запущенные в 1910 году, и три станции метро, и стеклянные конструкции 21 века. Воистину Сенная — «колыбель фантасмагорий».

Я только что процитировал документальную поэму-быль Геннадия Григорьева «Доска». Правильно я понимаю, что вы там были персонажем?

СЕРГЕЙ НОСОВ, писатель:
Да, я там был персонажем и также написал комментарий к этой поэме расширенные. Я жил рядышком! В самом деле, она такая фантасмагорическая. Это такая уходящая натура. Она меняется все время. В основном, площади у нас статичные, зафиксированные в своём облике. А здесь всё время меняется. Я помню её в детстве моём: площадь, практически проплешина. А потом на моих глазах она преобразовалась, потому что стали прокладывать новую станцию метро, и тут возник такой бетонный огромный забор. А потом перестройка конец 80-х, и тут образуется какая-то фантастическая, просто невероятная барахолка: занимают все вот эти улочки, переулочки. И вот всё это объезжал трамваи,и люди расходились, а вечером картонные коробки летали. Здесь можно было приобрести всё: кривой гвоздь какой-нибудь продавал кто-нибудь. Я помню как-то перед 8 марта продавал, жена меня отправила — такая портативная швейная машиночка была. Я тоже стоял, у меня купили её там дешево как-то.
Я уже воспринимаю это всё как данность: вот это здание 50 года с колоннами, конечно, я не помню этого собора. Мне было 4 года, помню, бабушки негодовали. Там же рядышком козырёк упал, трагическое событие. Погибло несколько человек. Помню подъёмные краны какие-то поднимались, здесь тоже всё было оцеплено. Кстати, это произошло на глазах у Геннадия Григорьева, который написал ту самую поэму «Доска».
На мой взгляд, это вообще самое литературное место на земном шаре. Раскольников, допустим, шёл осуществлять свой замысел, нёс топор под полой. О чём он думал? Он думал, что должны в Петербурге на площадях бить фонтаны. И вот спустя 138 лет образовался вот здесь фонтан. Он не работал, но сейчас вода идёт. Это была питьевая вода для лошадей, это поилка. Но сейчас это просто фонтан. Раскольников, я думаю, был бы не удовлетворен.
Здесь, если постоять некоторое время, обязательно подойдет какой-нибудь субъект, в котором вы узнаете персонажа Фёдора Михайловича.

Что извлеку из памяти моей?
Что обрету в хранительных пещерах?
Сенную площадь? Стаи голубей?
Разгульный торг в славянских наших мерах?

Как образ Сенной площади сохраняется в русской поэзии и каким он был?

ПЁТР ГОРДЕЕВ, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена:
Может быть, одно из самых ярких впечатлений — это стихотворение Николая Агнивцева:

Ау, века! Ах, где ты, где ты —
Веселый век Елизаветы,
Когда на площади Сенной,
Палач в подаренной рубахе
К ногам Царицы с чёрной плахи
Швырнул язык Лопухиной!..
Жуткая сцена! Но она является компоновкой. Дело Натальи Лопухиной и её сестры Бестужевой было при Елизавете Петровне не на Сенной, а на Васильевском острове, у здания 12 коллегий. Понимаете, тут репутация сыграла свою роль. У Сенной такое реноме: мрачного места, зловещего, где казнят. И вторая казнь литературная — это некрасовские стихи:

Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистел, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!
Некрасов только в самой ранней юности мог это видеть, поскольку потом телесные наказания уже для женщин такие не применялись. Публично, по крайней мере. Надо сказать, что Сенная площадь является важной частью того что мы называем «петербургским текстом» русской литературы. Одно из самых первых упоминаний — у Гоголя. В «Мёртвых душах» Чичиков с Селифаном едут где-то там по степи, действие происходит не в Петербурге. Но он слышит окрики: «Врёшь, пьяница!» И он думает о том, что вот как будто молодой человек идёт из театра и случайно он завернул на Сенную к кабаку.
Затем, конечно, Крестовский «Петербургские трущобы». Здесь не только гуляют, но и живут многочисленные герои. И начинается роман с происшествия в Таировом переулке — ныне переулок Бринько — когда сам писатель видит эту избиваемую проститутку, в которой он как бы узрел черты благородной женщины. Там большую роль играет публика Сенной площади вообще, эти страшные нищие. Но есть совершенно другие образы. Например, все дети нашей страны читали «Мойдодыр»:
А от бешеной мочалки.
Я помчался, как от палки,
А она за мной, за мной.
По Садовой, по Сенной…

Есть Ольги Берггольц стихотворение «Международный проспект» — так назывался тогда проспект, который ныне Московский:

От скучной площади Сенной
проспект пересекает, прям, как слава…

В этом стихотворении Сенная названа скучной площадью. Это характерное послереволюционное время — она стала немножко скучнее, потому что снесли рынок, все притоны, по крайней мере, начинают их сносить, поэтому уже скучно. Тем более, Ольга Берггольц — женщина, она по-другому на это всё-таки смотрит.
Сенная является местом действительно уникальным, уникальным в своей постоянности. Если мы посмотрим на её историю — в ней можно какую-то графику или синусоиду прочертить. Эта борьба с анархией, с хаосом, с притонами: все власти пытались, строили крытые рынки, сносили их в советское время. Потом построили здесь такие павильоны, потом снесли, перекладывали плитку. Всё делали! Но какой-то гений места здесь есть. Сенная — это район не для всех. Не все смогут его принять. Но это район интересный, где сохранились и настоящие памятники старины, эпохи классицизма, и дом Денежкиных неподалеку от того места, где мы сейчас стоим. И, конечно, Гуптвахта. Это потрясающий памятник. И вот эти два портика обрамляли начало площади, но со сносом храма Спаса на Сенной — это большая трагедия, можно было его не сносить. Во многом, это была инициатива самих ленинградских архитекторов во главе с Каменским. И даже из Москвы поступил приказ от Фурцевой не сносить этот храм. И теперь Гауптвахта стоит одиноко.
Но в наше время есть некоторые положительные тенденции, возникают хорошие общественные пространства рядом с Сенной, и постепенно этот район открывается для такого вот петербургского променада.

ВАЛЕРИЙ ЕФРЕМОВ, доктор филологических наук:
Итак, чтение Сенной площади позволяет увидеть, каким было чрево Петербурга и как его образ менялся в зеркале русской литературы, какова память места и какова роль одной из центральных площадей города в петербургском тексте.
А что есть ещё в этой прекрасной книге под названием Петербург? Узнаем в следующей главе! До новых встреч!