«Проклятье семьи Щукиных», «Зловещее крыло смерти» «Смиренным стань перед дыханием судьбы»… Набранные шрифтом «гротеск» жирные заголовки наливались чёрным на полосах московских хроник. Так, в макабрических тонах, пресса не столько сообщала, сколько обобщала очередную трагедию в доме Сергея Щукина.
Для него, за 7 лет потерявшего шестерых близких, особым кошмаром был канун Рождества и следующие за ним дни. Роковые январи, когда несколько лет подряд, чуть ли в один и тот же день уходили из жизни самые дорогие. Первой была смерть, точную дату которой так никогда не узнали — младший сын Сергей пропал без вести в начале ноября 1905. Лишь спустя полгода его тело обнаружили в растаявшей льдине на Москве-реке. Содержание найденной при нем записки газеты пересказали цветасто: «ушел из жизни под бременем мучительных событий, вызванных бурным ледоходом освободительных дней». И эта смерть, и сгущающийся мрак между двух революций повлияли и на жену коллекционера — Лидию Григорьевну. Долгое время ее мучил недуг, природа которого тщательно скрывалась, его обострение в канун Рождества объявили простудой, неожиданно закончившейся смертью 2 января 1907-го. В Москве судачили, что несчастная сама решилась оборвать страдания, и поражались эксцентричности вдовца — с остывающего тела он заказал Серову посмертный портрет, и после уложил забальзамированную в гроб с окошечком у лица.
Еще через год в эти же дни придёт телеграмма из Парижа — младший брат Иван покончил с собой. Цианистый калий, вместо записки — пачка неоплаченных векселей. И опять — сплетни в виде версий: «просадил на баб», но по факту Иван потерпел фиаско как коллекционер, скупив, как выяснилось, фальшивки. Смерть витала в общей атмосфере тех дней, много и со вкусом обсуждалась, даже эстетизировалась. В кругах юношей бледных и демонических дев у любви был один возвышенный итог — она перекинулась в омут, а он, как у Бунина: «поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, с наслаждением выстрелил». Судя по всему, так закончилась и Гришина любовь. Второй сын Сергея Щукина, Григорий выстрелом в сердце разорвал цепь трагической привязанности к красавице Ольге Грибовой, застрелившейся двумя месяцами ранее.
К тому времени досужие обыватели уже нашли объяснение всему. Странные, пугающие картины, которые собирал сумасшедший глава семьи, свели с ума его близких. Кто-то поправил: не просто собирал — развесил в бывшей домовой церкви, среди священных изображений. Так сложилось окончательное и неопровержимое мнение сияющей сотней куполов Москвы.
