Александра Мымрина, ведущая:
Я напомню, что выставка в Эрмитаже завершает цикл экспозиций, посвящённых великим коллекционерам — Сергею Щукину и братьям Морозовым — Ивану и Михаилу. Три города участвовали в этом цикле — Париж, Москва, Петербург. В общей сложности, 6 выставок. И каждая стала блокбастером. Притом, что мало какая коллекция в принципе могла выдержать такой марафон, здесь же каждая экспозиция имела свою идею, своё настроение, рассказывала свою историю. Концепция нынешней выставки лаконична и предельна в своём вызове — попытки воссоздать облик и дух особняка Щукина. О том, почему был сделан именно такой выбор, мы сейчас поговорим с генеральным директором Государственного Эрмитажа Михаилом Борисовичем Пиотровским. На ваш взгляд, какое самое смелое решение вы приняли, когда готовили эту выставку?
Михаил Пиотровский, генеральный директор Государственного Эрмитажа:
Смелых решений тут много. Смелым решением было просто делать этот «венок» выставок, этот секстет выставок, который оказался совершенно замечательным, уникальным. Это 6 выставок в разных городах, посвящённых Сергею Щукину и братьям Морозовым. Это великие коллекционеры. Великих коллекционеров, в общем, много, но эти самые великие, потому что именно им посвящена вот такая серия. Ни один не получал вот такого оммажа, такого «подношения» потомков. Они, впрочем, этого заслуживают. И очень трудно решить, что сказать о них снова.
Все эти картины, которые выставляются здесь, они всем хорошо известны, они в Париже были известны. Везде придумывалось что-то особое. То, что придумали мои коллеги здесь — это воспроизвести шок. Тот шок, который коллекция производила на людей, которые её видели. Причём, сейчас мы находимся на неком этапе такого пути. Была великая коллекция, была знаменита в России среди знатоков, потом национализация, потом эта коллекция была скрыта под этикетками Музея нового западного искусства, потом шли исследования Альберта Григорьевича Костеневича и Наталии Семёновой, а потом появились имена на этикетках, на этикетках в Эрмитаже. Потом появилась Галерея памяти Щукина и братьев Морозовых. И потом появились выставки, которые прямо про них много рассказывают как о людях, как о членах своих семей, как части русской культуры, московской культуры.
Замечательно, что на этой выставке и на всех других мы показываем влияние коллекционера на искусство вообще. Щукин повлиял на русское искусство необыкновенно. Одновременно, он повлиял на Матисса, которому он показал русскую икону, и русская икона стала частью влияния на Матисса вместе с персидской миниатюрой. Это миссия коллекционера. И здесь она очень ясно видна.
Следующая вещь — музейная. Вот то, что мы сейчас видим повешено так, как висело у Щукина. Может быть, не совсем так. Я не думаю, что это документально. Это попытка воспроизвести тот самый шок. Здесь — уникальные вещи. Здесь вот этот «иконостас» Гогена. Мы говорим, что больше никогда не повторится. Есть несколько вещей, которые не могут выехать из Эрмитажа по состоянию сохранности. Одновременно есть вещи, которые один раз приехали из Москвы и больше никогда не будут путешествовать, опять же, по состоянию сохранности. Эта развеска называется «шпалерная» развеска. Это развеска, которая вообще характерна для Эрмитажа. В течение XX века всё время был спор между тесной развеской и «теорией большого куба» — считалось, что искусство нужно показывать: большой куб, пустая комната и картины там показываются. Такие музеи как Эрмитаж всегда с этим спорили. Шпалерная развеска предполагает знания, предполагает, что человек знаком, ему не мешает то, что картины находятся плотно. И вот сейчас мы представляем эту развеску тем людям, которые знают эти картины. Мы пытаемся восстановить то впечатление, которое они производили.