Со дня образования Следственного комитета России прошло двенадцать лет. Как изменилась работа сотрудников за эти годы? Какие дела на столах следователей? Как доказать вину, если злодей признаваться не хочет? Об этом и не только мы поговорили с руководителем первого управления по расследованию особо важных дел регионального Следкома – Юрием Яшковым.

– Юрий Григорьевич, ваше управление раньше неформально называли «бандитским», а сейчас нет ни бандитов, ни группировок серьезных, чем занимаются сотрудники Следственного комитета в вашем управлении?

– Во-первых, бандиты еще есть. В первую очередь, «старые» бандиты. Мы плотно сейчас занимаемся бандитскими группировками девяностых годов. А новые бандиты, в основном, это этнические группировки. В частности, наиболее сильная в Санкт-Петербурге азербайджанская группировка. Они даже, я бы сказал, не питерские, а по России всей. Это, в первую очередь, клан Лоту Гули и Ровшана Ленкоранского. Там идет противостояние двух кланов и регулярно заказные убийства происходят. Раз в полгода кто-то кого-то стреляет.

– Владимир Кулибаба. Константин Яковлев. Он же Костя-Могила. До недавнего времени их имена были известны разве что историкам криминальных хроник Петербурга. Вот их имена опять всплыли. Почему?

– Все сошлось. У нас и информация поступила, которую мы и реализовали. И дальше все начало «разматываться» там по цепочке. Мы сейчас готовы направить одно дело в суд. Это убийство 93-го года криминального авторитета по кличке Кувалда. Его заказал Кулибаба. У нас сидит один из стрелков и человек, который подвозил стрелков к месту преступления.

– Были в вашей практике такие уголовные дела, когда собраны все доказательства, когда преступник уже находится уже за решеткой – и вот оказывается, что душегуб совсем другой человек?

– Случалось. Обнаружили труп ночью. Задушенная. С несколькими ножевыми ранениями. Изнасилованная. Обнаружили на трупе характерный отпечаток мужского ботинка. Такой ярко выраженный узор, я бы сказал, редкий.  Понятно, что следы ДНК преступника тоже есть. Задушена она была бюстгальтером. На нем по-любому остались следы ДНК. Нашли немолодую пару, и они сказали, что действительно, они накануне выпивали с потерпевшей.  Сразу внимание обратили на мужчину. Все о нем отзывались, как о крайне агрессивном. Его знакомые говорили — он все время ходил с ножом, угрожал этим ножом. В ночь совершения преступления он ушел бродить по району. Экспертиза показала, что нет его следов генетических на трупе. Поехали еще раз к месту преступления, увидели гуляющего человека с собакой. Оперативник узнает те самые следы, которые отпечатались на теле жертвы. Посмотрели, в какую квартиру он зайдет, и через пять минут из окна выбрасывает нож складной. Провели генетическую экспертизу. Подтвердилось, что это он. Да и он сразу практически признался.

– Юрий Григорьевич, за минувший год было два уголовных дела, которые закончились благоприятным приговором для преступников. Они просто ушли домой из зала суда. Первый — Юрий Яновский. Убил, расчленил трансвестита, по области разбросал. Второе дело — Александра Земченкова, если не ошибаюсь, он был в вашем управлении. Его задержали через двенадцать лет после убийства жены. Он во всем признался. Но дело переквалифицировали на причинение смерти по неосторожности. По истечению сроков давности дело в отношении него было прекращено. Скажите, почему на ваш профессиональный взгляд так происходит?

– Мы нередко сталкиваемся с ситуациями, где преступление совершено в закрытой комнате. Преступник один и жертва одна. Убивает человека и скрывает тело. Дальше только он может рассказать, что же между ними произошло. Мне кажется было бы справедливым расширить наказание за причинение смерти по неосторожности аналогично санкции по статье 105 «убийство». Земченков так и не показал нам тело. Он признался, что он ее толкнул, она упала, ударилась головой. Он испугался, ее расчленил. Останки вынес в мусор. Он отказался это выдать почему? Получили бы на экспертизу ее останки, там были бы четкие доказательства совершения именно убийства. Ему было выгодно просто рассказать, но не показывать тело. Тут такие юридические споры. Я бы сказал так. Есть «планка». По сто девятой если была бы санкция от ноля до пятнадцати лишения свободы. То есть, одно дело если ты в драке человека случайно толкнулон ударился головой и умер — это одна сто девятая УК РФ. А если, как в случае с Земченковым — ночью якобы он с ней поссорился и после этого ее десять лет никто не видел, при этом утверждал, что некие преступники ее похитили, изображал скорбный вид и ходил по всяким ток-шоу, типа ее искал, при этом зная, где она спрятана, сам ее спрятал, то это совсем другая сто девятая.

– Как строить беседу с преступником? Нужно ли быть с ним жестким или, как Порфирий Петрович, проявлять некое участие?

– Я бы сказал, что нужно сначала определить, что за человек перед тобой. По характеру преступления можно тоже понять, что за человек перед тобой. Если он убил пять дедушек из-за пенсии. У меня такой случай один раз был. Было сразу видно, что человек ничего не расскажет. Когда понимаешь, что человек не будет брать и, что называется, «с пола поднимать» 25 лет лишения свободы, ну какой смысл его уговаривать, чтобы он сел на 25 лет? Собираем доказательства и доказываем вину без признаний.