Вот так в поисках нового идет движение —  от центра к окраинам, или еще более парадоксально, глядя из настоящего в прошлое, как сейчас в Мариинском театре. Туда, спустя восемь лет с момента последнего представления вернулся «Огненный Ангел» Прокофьева, легендарная поставка Дэвида Фримана. Почти тридцать лет назад она знаменовала собой перелом эпох – тогда в 91-м переменилось все, вплоть до названия и театра и самого нашего города. 

Возможно, сам выбор произведения – поставленного тогда впервые в стране, был созвучен драматическим переменам в умах и судьбах, настолько необычно оно было. Говорят, Майя Плисецкая, написала знаменитую эпиграмму: «нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете». В опере же бескомпромиссная музыка Сергея Прокофьева следует неистовому, мрачному, декаденскому сюжету Валерия Брюсова. В жгучий коктейль смешаны все фетиши Серебряного века – и пышность слов, и мистика, и, как тогда говорили, «вопросы пола». Визуализация иррационального и материализация демонов – задача постановщиков, а неистовость чувств предельного накала  — легла на исполнителей. Прокофьев постарался до предела осложнить вокальную роль главной героине. И вот сопрано Елена Стихина признаётся, некоторые сцены для неё — просто «цирковой номер». Но в возвращении этой постановки в репертуар маэстро Гергиев видит своеобразную миссию.

Ну а ближайшей премьерой Мариинки станет «Снегурочка» Римского-Корсакова в постановке Анны Матисон. 

Классической русской оперой, по традиции, каждый год открывается фестиваль «Опера — всем». Нынешний завершился на прошлой неделе. Вообще у фестиваля много своих особых примет и находок. Например, архитектурная рифма как живая опера расцветает в контексте городских интерьеров. Остроконечные башенки игрушечного Киева — рифмуются с золотом Петропавловки в «Руслане и Людмиле», а элегантный рисунок фасада Елагиноостровского дворца — идеальное настроение для восприятия «Манон Леско». А уж на что вдохновлял создателей Екатерининский дворец в Царском Селе – тема для целого обзора.

В Царском Селе оперы игрались издавна. При императрице Екатерине Второй здесь исполнили одну из первых русских опер – «Анюта». В 1772-м году. Это было, конечно, во дворце.

ВИКТОР ВЫСОЦКИЙ,режиссер, арт-директор фестиваля «Опера — всем»:
«А вот, чтобы предложить дворцу стать архитектурным фоном и контекстом оперного спектакля, это придумали мы на фестивале «Опера — всем». Впрочем, мы-то, может, и придумали, да только дворцу не безразлично, что перед его окнами будут играть и петь. Фасад все-таки диктует. А диктует-он что-то веселое, радостное, солнечное, возможно, итальянское. Например – «Севильский цирюльник» Россини. Спектакль прошлого года».

Спектакли хоть и играются на парадном плацу перед Екатерининским дворцом, однако при выборе названия оперы для Царского Села мы никогда не забываем о его удивительных парках. Пусть они не видны со зрительских мест, но они присутствуют в нашем сознании и обязывают нас считаться с тем, какие историко-архитектурные или ландшафтные сюжеты эти парки нам рассказывают.

Рассказывают они нам, например, о моде на все турецкое в 18 веке – Европа воевала с Турцией: на турецкую архитектуру, костюмы и военную турецкую музыку.

Вот павильон Турецкая баня – здесь вполне можно было бы сыграть какую-нибудь сценку из оперы Моцарта «Похищение из сераля» — спектакль позапрошлого года – но мало места. А перед дворцом – как раз.

Турецкий стиль ил стиль тюркери, как было принято называть его по-французски, не единственный представитель моды на Восток, которой следовали хозяева царскосельской резиденции. 

ВИКТОР ВЫСОЦКИЙ,режиссер, арт-директор фестиваля «Опера — всем»:
«Другой, китайский стиль, или стиль шинуазри, как было принято называть его по-французски, представлен в Царском селе целым рядом «китайских» павильонов, и даже целой «китайской деревней», построенной здесь по проекту архитектора Неелова в 1778 году. Этот стиль мы взяли за основу для постановки в нынешнем году другой оперы Моцарта – «Волшебная флейта».

По правде говоря, ничего китайского в этой опере Моцарт не предполагал. Но основной конфликт – темного и светлого, земли и неба, мужского и женского, или обобщенно пары китайских понятий инь и ян – как будто прописан в «Волшебной флейте».

ВИКТОР ВЫСОЦКИЙ,режиссер, арт-директор фестиваля «Опера — всем»:
«Постановщик же перенес этот конфликт на отношения Царицы Ночи и мудреца Зарастро, сделав их отцом и матерью мальчика и девочки – в опере Тамино и Памины. А потому все происходящее в опере – это проекция конфликта на детскую психику».

Как известно, символы инь и ян не только противоположны друг другу, но еще и содержат в себе каждый свою противоположность. Так и в спектакле режиссер сделал всех обитателей царства света Зарастро – слепцами. С Китаем  «Волшебную флейту» связывают и музыкальные инструменты: собственно флейта – у китайцев Сяо, и колокольчики, которые в Поднебесной висят на крышах пагод. Впрочем, у Моцарта все происходит в Египте. Но и это находит свой отклик в данном месте – в Египетских воротах на въезде или выезде из Царского Села.